Раиса Немчинская - страница 7

стр.

Как ни поздно легли спать, назавтра уже в шесть утра были в цирке. Дебюты дебютами, но репетиции должны идти по установленному распорядку.

Шесть девушек быстро поднялись по веревочным лестницам к длинной раме, подвешенной под самый купол почти над форгангом, и заняли свои места. Началась репетиция. Отрабатывалась синхронность исполнения трюков на бамбуках. Корелли забрался на галерею и оттуда, следя за девушками, подавал команду.

При одном из повторов ножных передних флажков Рая услышала окрик Корелли: «Ты, образина, куда ставишь ногу, ставь выше!» Она послушно сгруппировалась и, поставив свободную ногу чуть ли не рядом с той, что была в петле, быстро оттолкнулась от бамбука. Ее вырвало из петли ее же толчком. Тогда на петлях не было предохранительных хомутов, да к тому же размер петли не соответствовал маленькой пятке ее ноги. Рая полетела вниз, но не прямо вниз, а как бы вперед через весь манеж к главному проходу. Это было на следующий день после ее дебюта, 25 сентября.

Вот как она сама об этом вспоминала:

«Падать мне было высоко, метров пятнадцать. С момента, когда я почувствовала себя не связанной с аппаратом и осознала, что падаю, в памяти промелькнула вся моя жизнь. О чем я только не вспоминала, даже о похвале Гайера. Страх, пожалуй, жил в мозгу какую-то долю секунды. Главное, я решала, что делать, чтобы, падая, не изуродовать лицо. Это потому, что мгновенно встал в памяти рассказ кого-то из артистов, как одна гимнастка забыла надеть штрабаты и прямо спрыгнула вниз, разбив лицо. Согнув левую руку, я зажала ладонью нос, чтобы он не поломался при падении, и слегка от этого повернулась боком. Потом попыталась сгруппироваться.

Делать все это было трудно, меня как-то распластывало в воздухе…

Удар — и, кажется, меня не стало.

Очнулась я от услышанных слов: „Вот ваша хваленая ученица!“ Открыла глаза — вокруг меня уже стояли все участники номера и сам Корелли. В цирке больше никого не было. Когда меня подняли и хотели поставить на ноги, я впервые ощутила боль и попросила положить обратно. Наверное, была вызвана „скорая помощь“, так как кто-то в белом халате сказал: „Давайте идите, девочка!“

Конечно, я не пошла. На меня накинули пальто, и Корелли поднял меня на руки. Открылись дверцы кареты „скорой помощи“, и выдвинулись носилки, на которые меня положили. Когда их задвигали обратно, я потеряла сознание, предварительно ощутив себя бездомной собачонкой, которую поймали „собачники“ и бросили в свой страшный ящик.

Больница, куда меня привезли, находилась в Канавино, напротив ярмарки, а цирк в те годы стоял совсем в другом месте, в Гордеевке. Рентгеновские аппараты были плохие, а может быть, ими тогда еще неумело пользовались, но доктор (даже фамилию его помню — Дурмашкин) отнесся ко мне очень внимательно. „Девочка, если не хотите быть кривобокой, лежите только на спине и не шевелитесь“. Вот какой умный доктор был. Однако уже позже он меня очень удивил, задав вопрос: „Правда, что артисты цирка для гибкости костей купаются в молоке?“ Вот так-то. Руку положили в шину, и началось лежание в больнице.

Дни идут медленно, а я все лежу на спине. Не шевельнусь, не повернусь. Корелли уже уехали в Ленинград на открытие сезона. Скоро и все артисты разъедутся. Последний раз знаменитый жокей А. С. Серж присылает свою ученицу Надю с передачей. Вот и все. Я остаюсь одна. Но домой ничего не сообщаю.

Время идет. В семнадцать лет все срастается быстро — и тазобедренные кости и переломанные руки. Наконец, мне разрешают встать. Я встаю. Но сделать хотя бы шаг невозможно. Опять меня укладывают. Еще уходит время. И вот я уже стою и делаю шаг между кроватями. Это достижение.

Шаг за шагом я учусь снова ходить. Но лечение мое не окончено. Ведь в руке перелом-то оскольчатый, и между лучевой и локтевой костью застрял осколок, и в мышечной сумке тоже. Значит, нужно делать операцию. Дополнительного лечения требуют и кости таза. Для этого нужно ехать в Ленинград, там, в специальном институте, может быть, мне помогут.

В Ленинграде у меня дядя, бабушка. Но я им не пишу. Я написала Корелли. Он прислал за мной женщину, меня привезли в Москву, а оттуда я уже сама доехала до Ленинграда.