Рандолевый катран - страница 11
Паша подошёл к стеклянной витрине, стукнул пальцем.
– Ого!
– Что там, Паша?
– Рыбки!
– Золотые?
– Не-е, какие-то серые. А кто их кормить будет, эй! Эльза Францевна?
Ядвига Францевна успела бесшумно удалиться.
– Горничная с резиновой титькой придёт и накормит.
– Так она же того, людей обслуживает!
– А мы, Паша, выйдем на несколько минут, она и тебя обслужит!
– Ты это, за кого меня принимаешь?
– Спокойно, Паша! – вмешался Никола. – Он принимает тебя, как и мы все.
– Вы все?!
– За нормального мужика, который не сможет отказать хрупкой красавице. Правда? – спросил Никола у остальных.
Все дружно закивали головами.
Паша огляделся. Никто не смеялся.
– Хорошие вы мужики, всё же! – сказал он. – Я сюда падаю!
Он с размаху уселся на диван у лоджии.
Леонид Аркадьевич помялся, но не смог сказать, что ему первому приглянулось это место. Он только вздохнул и подумал, что права Наденька, считающая его тряпкой.
Никита занял место ближе к телевизору. Никола сел на диванчику дверей.
Чугуеву достался изрядно помятый диван в самом углу, он и стоял почему-то не впритык к стене, а наискось, словно прикрывал что-то. Как только Леонид Аркадьевич сел на своё место, сразу выяснилось, почему диван стоит наперекосяк. Он еле держался, упираясь в стены двумя углами. Стоило Чугуеву шевельнуться, как спинка слева отвалилась. Он испуганно вскочил, и упала правая спинка.
– Вот так "люкс"! – Никита подошёл к журнальному столику, схватил трубку телефона. – Сейчас я им устрою!
– Не нужно ничего устраивать, – попросил Чугуев. – Нам здесь ещё долго жить.
– Эдак можно всю жизнь прожить, чтобы какие-то гады на шее сидели! – высказался Паша. – Я сам скажу, дай трубку! – он протянул руку.
– А что если посмотреть на это с юмором? – сказал Никола.
– Это ещё как?
– Философски.
– Твой диван развалился – тебе и решать! – Никита положил трубку.
Никола молча подошёл к предмету спора, осмотрел развалину.
– Думаешь, так нормально будет? – спросил Чугуев, после того, как Никола поднял прикладные спинки и приставил их к стенке.
– Так я и думал. Смотри, тут вообще болты-то на месте!
Никита подошёл ближе. Действительно, похоже, кто-то либо потерял гайки, либо поленился их прикрутить. Он проговорил мысли вслух.
– Или забыли по-пьяни! – предположил Никита.
– Как можно напиться, чтоб забыть? У нас на работе ещё не так пьют!
– Паша! Сам-то пробовал нажраться да потом гайки крутить?
– Не-е, тут ты прав. Я не любитель.
– Что будем делать? – спросил Чугуев.
– Позаимствуем гайки у соседей.
– Это как? – скрестил руки на груди Паша.
– Молча! Ты что, зажмёшь гайку для товарища, а?
– Я-то что? Как сам спать буду? На полу, что ли?
– Я вообще-то… – Чугуев развёл руками, вышел на лоджию.
– Никто на полу спать не будет, Паша! Как работяга сам мог бы допетрить, что от одной гайки твой диван не развалиться!
– А! Вот ты что придумал! Ну, ты инженер, тебе и думать!
– Верно, Паша. Мне думать, а тебе крутить.
– Схожу, попрошу ключ у водилы! – сказал Никита и вышел из номера.
– Никола! Ты это, обожди с ключом! – сказал Паша, задирая крышку своего дивана. – Работы тут на пять сек!
Он потрогал гайки, открутить можно любую. Паша отвернул дальнюю, ближе к стене. Подал назад, не глядя.
– Лёня! Держи!
Чугуев не услышал. Он наблюдал за зимним прибоем. Море было воистину чёрным, беспокойным. Тёмные волны, разгоняемые белесыми барашками, тяжелели и, падая, рассыпались о берег ледяными брызгами. Леонид Аркадьевич ёжился, как будто волны выбрасывали холодные барашки ему за шиворот. Чугуев затушил сигарету о перила балкона.
Никола спустился на первый этаж. По дороге ему никто не встретился. Все двери были закрыты. Ни из одной комнаты не слышалось голосов, не играла музыка, не говорил телевизор. В холле на первом этаже, переделанном в ресторан, никого не было. За стойкой бара, служащей одновременно вахтой, стоял тот же самый глухонемой швейцар. Он по-прежнему шумно дышал через рот.
– Выйду во двор! – сказал ему Никола.
Швейцар не шелохнулся.
Пройдя по тротуару, посыпанному галькой, Никола приблизился к раскрытым настежь входным воротам из крашеной синим арматуры. Ножки ворот обросли землёй, как будто стояли здесь с незапамятных времён.