Раннее государство в Древнем Египте - страница 49

].

С другой стороны, частные хозяйства сановников не производят впечатления "домов", готовых раствориться в государственном секторе, отказавшись от своего традиционного уклада и презрев свои кровные интересы. Вельможеский лом-dt со всем его достоянием, включая братьев (сестер)-dt и детей (сыновей, дочерей)-dt, управлявшийся ближайшими родственниками домовладыки, представляется чем-то вроде целостного, неделимого семейно-хозяйственного организма с отношениями собственности, которые неизмеримы современными общественно-экономическими категориями. Эта своеобразная большесемейная община целиком, с людьми и имуществом, принадлежала "плоти" ее главы — точно так же, как весь Египет с его населением, в идеале, относился к "плоти" фараона, порой использовавшего для обозначения своей собственности и "вельможеское" понятие dt (причем, не исключено, нередко с целью подчеркнуть различие между личным царским хозяйством и собственностью сановников) [Перепелкин 1966] (царская dt отмечена и для раннего Среднего царства [Берлев 1972]). В итоге создается впечатление, что категория dt не являлась четким критерием, который позволял безошибочно отличать частные владения от государственных, а скорее представляла собой некую универсальную категорию владения, не окрашенную социальными тонами и в каком-то смысле уравнивавшую состоятельных вельмож (прежде всего номархов) с фараоном.

Дополнительное сходство вельможеским и царским владениям сообщает тот факт, что "дом собственный" часто обозначался как "оба дома", под которыми, очевидно, подразумевались нижнеегипетские и верхнеегипетские "филиалы" личных домохозяйств знати [Перепелкин 1966] — подобно тому, как Египет в качестве фараонова "домена" именовался "Обе Земли".

Приведенные данные вновь заставляют усомниться в распространенном тезисе о всепроникающем социально-экономическом влиянии государства староегипетских фараонов и одинаково деспотическом характере их власти во всех регионах страны. Не оказывается ли этот тезис на поверку не более чем априорным положением, подобно малообоснованному утверждению о существовании в староцарском Египте единой ирригационной сети, управлявшейся в централизованном порядке?

Староегипетские номархи — наследники независимых вождей архаического периода, сохранив при объединении страны важнейшие властные прерогативы, имели тем больше шансов успешно преодолеть политические и экономические последствия государственной дезинтеграции по завершении эпохи Старого царства.

В социоантропологическом ракурсе вырисовывается качественно новая картина эволюции египетского государства в III тыс. до н. э., альтернативная традиционной исторической схеме последовательного усиления, расцвета и (при поздней V–VI династии) упадка деспотической централизованной власти в долине и дельте Нила. Напомним, что в обоснование такой реконструкции, помимо указаний на известные изменения размеров и добротности сооружения фараоновых пирамид [O'Connor 1974], приводился тот факт, что гробницы номархов, при IV династии размещавшиеся близ столицы — Мемфиса, неподалеку от царского некрополя, во второй половине Старого царства переместились на территорию номов [Fischer 1968]. В этом усматривали признак ослабления мемфисского абсолютизма и роста самостоятельности областной знати, якобы стремившейся вырваться из-под тягостной опеки династического клана и утвердить свой авторитет на местах [Janssen 1978].

На отмеченный факт, однако, можно посмотреть и под другим углом зрения. Мы не убеждены, что помещение номарших захоронений рядом с царскими надгробиями нужно расценивать непременно как символ полной зависимости областеначальников от Большого Дома, а, скажем, не как высшую почесть, оказываемую фараонами номархам. Во всяком случае, захоронение влиятельных домоправителей — ближайших сподвижников вельмож — подле хозяйских гробниц прямо поддается такому толкованию [Перепелкин 1988б]. Вспомним в связи с этим, что отлучение должностных лиц от жреческой службы при пирамиде вследствие невыполнения ими царскцх указов расценивалось как серьезная немилость [