Ранние новеллы [Frühe Erzählungen] - страница 21
10 сентября
Вот и осень, лето не вернется; больше я никогда его не увижу…
Море серое, спокойное, идет мелкий, грустный дождь. Сегодня утром, увидев это, я простился с летом и приветствовал осень, она и в самом деле надвинулась неумолимо. И неумолимо принесет тот день — это число я иногда произношу вполголоса с благоговением и тихим ужасом…
12 сентября
Немного погулял с маленькой Асунсьон. С ней хорошо гулять, она почти все время молчит и лишь изредка вскидывает на меня большие любящие глаза.
Мы шли берегом к Кронсхафену, но вовремя развернулись, встретив по пути лишь пару человек.
Когда возвращались, я радовался, глядя на свой дом. Как удачно я его выбрал! Простой, серый, он смотрит на серое море из-за холма, где трава теперь увяла, отсырела, а тропинка размокла. По той стороне проходит шоссе, за ним поля. Но я их не вижу, я вижу только море.
15 сентября
Этот одинокий дом на холме, у моря, под серым небом — словно из мрачной, таинственной сказки; так я и хочу в свою последнюю осень. Однако сегодня после обеда, когда я сидел в кабинете у окна, приехала телега с припасами. Старый Франц помогал разгружать; был шум, разные голоса. Не могу передать, как мне это мешает. Я задрожал от досады: ведь велел же, чтобы все происходило рано утром, когда я сплю. Старый Франц сказал только: «Как прикажете, господин граф». Но посмотрел на меня своими воспаленными глазами боязливо и подозрительно.
Да и где ему меня понять. Он же не знает. Не хочу, чтобы повседневность и скука коснулись моего последнего дня. Боюсь, как бы к смерти не примешалось что-то мещанское, обыденное. Все вокруг должно быть непривычным и особенным в этот великий, серьезный, таинственный день — двенадцатого октября…
18 сентября
В последние дни не выходил из дома, почти все время провел в шезлонге. Много читать тоже не мог — мучили все нервы. Просто тихо лежал и смотрел на неутомимый медленный дождь.
Часто заходила Асунсьон; однажды принесла мне цветы — несколько высохших мокрых растений, найденных ею на берегу; когда я в знак благодарности поцеловал девочку, она заплакала, потому что я «хвораю». Какой невыразимой болью отозвалась во мне ее нежная и печальная любовь!
21 сентября
Долго сидел у окна в своем кабинете с Асунсьон на коленях. Мы смотрели на серое широкое море, а позади нас в большой красивой комнате с высокой белой дверью и мебелью с длинными прямыми спинками царила глубокая тишина. И, поглаживая мягкие волосы девочки, черно, гладко стекающие по нежным плечикам, я погрузился в воспоминания о своей суматошной, пестрой жизни; думал о юности, тихой и защищенной, о странствиях по белу свету, о короткой, светлой поре счастья.
Ты помнишь то прелестное, пылко-нежное существо под бархатным небом Лиссабона? Уже двенадцать лет, как она подарила тебе ребенка и умерла, обнимая тонкой рукой за шею.
У нее темные глаза матери, у маленькой Асунсьон; только более усталые и задумчивые. Но самое главное — ее рот, бесконечно мягкий и все же чуть жестко высеченный рот, эти губы красивее всего, когда сомкнуты и лишь тихонько улыбаются.
Моя маленькая Асунсьон! Если бы ты знала, что мне придется тебя покинуть. Ты плакала, потому что я «хвораю»? Ах, при чем тут это? Что общего это имеет с двенадцатым октября!..
23 сентября
Редко выдаются дни, когда я могу погрузиться в прошлое и потеряться в воспоминаниях. Сколько же лет я думаю лишь о предстоящем, только и жду этого великого и ужасного дня, двенадцатого октября моего сорокового года жизни!
Как это будет, как же это будет? Я не боюсь, но мне сдается, что оно подойдет мучительно медленно, двенадцатое октября.
27 сентября
Из Кронсхафена явился старый доктор Гудехус, он приехал на телеге по шоссе и присоединился к нашему с Асунсьон второму завтраку.
«Вам, — сказал он и проглотил полцыпленка, — необходимо двигаться, господин граф, больше бывать на свежем воздухе. Не читать! Не думать! Не ломать голову! Я ведь считаю вас философом, хе-хе!»
Ладно, я пожал плечами и поблагодарил его за совет. И маленькой Асунсьон он кое-что порекомендовал, глядя на нее с вымученной смущенной улыбкой. Ему пришлось увеличить мне дозу брома; может, теперь я смогу побольше спать.