Ранние новеллы [Frühe Erzählungen] - страница 47
За вечер — ибо он остался в ложе — я сделал наблюдение, что ему в особенности свойственны две позы. Когда беседа с хозяевами замирала, он сидел, перебросив ногу на ногу, поместив бинокль на колени, удобно откинувшись, опускал голову, сильно выпячивал губы, дабы погрузиться в рассматривание кончиков усов, судя по всему, совершенно загипнотизированный этим зрелищем, и медленно, покойно водил головой из стороны в сторону. Вступая же в разговор с юной дамой, он из почтения переменял положение ног, однако откидывался еще больше, обхватывая при этом обеими руками подлокотники, как можно выше поднимал голову и обаятельно, с известным чувством превосходства довольно широко улыбался молодой соседке. Человека этого наверняка преисполняла удивительно счастливая уверенность…
Если серьезно, я такое высоко ценю. Ни за одним его жестом, хоть их небрежность была все-таки дерзкой, не последовало мучительной неловкости; его подпирало чувство собственного достоинства. А почему иначе? Было очевидно: он, возможно, особо не выделяясь, идет верным путем, он будет идти им, пока не достигнет ясной, полезной цели, он живет под сенью взаимопонимания со всеми и под солнцем всеобщего уважения. Сейчас вот сидит в ложе, беседует с молодой девушкой, чистому, изысканному очарованию которой, возможно, не вполне закрыт и надеяться на руку которой в таковом случае имеет все основания. Право, у меня нет ни малейшего желания измышлять в адрес этого человека какие-либо презрительные слова!
А я? Что же я? Сижу внизу и издали, из темноты мрачно наблюдаю, как изысканное, недосягаемое существо беседует и смеется с этим ничтожеством! Отстраненный, никем не замечаемый, бесправный, чужой, hors ligne[18], опустившийся, пария, жалкий в собственных глазах…
Я остался до конца и снова встретил всех троих в гардеробе, где, набрасывая меха, они немного задержались, чтобы переброситься парой слов со знакомыми — с какой-то дамой, с офицером… Молодой человек отправился к выходу вместе с отцом и дочерью, а я на небольшом расстоянии последовал за ними по вестибюлю.
Дождя не было, на небе виднелось несколько звезд, и они пошли пешком. Неторопливо беседуя, все трое шагали передо мной, а я двигался за ними на робкой дистанции — побитый, терзаемый остро болезненным, дразнящим, убогим чувством… Идти пришлось недалеко; едва кончилась улица, как троица остановилась перед солидным домом с простым фасадом; сразу же после теплого прощания отец с дочерью исчезли, а провожавший их, ускорив шаг, удалился.
На тяжелой резной двери дома можно было прочесть: «Советник юстиции Райнер».
Я решился довести записи до конца, хотя от внутреннего сопротивления мне поминутно хочется вскочить и бежать. Я тут копал, буравил до полного изнеможения! И сыт всем этим до тошноты!..
Еще не прошло и трех месяцев, как газеты известили меня о благотворительном «базаре», который устраивался в городской ратуше, причем с участием благородного общества. Я прочел анонс со вниманием и сразу решил сходить.
Она будет там, думал я, возможно, в качестве продавщицы, а в таком случае ничто не помешает мне к ней приблизиться. Если спокойно вдуматься, я человек образованный, из хорошей семьи, и если нахожу эту фройляйн Райнер симпатичной, то так же, как и господину с восхитительной манишкой, мне не возбраняется заговорить с ней, обменяться парой шутливых слов…
День, когда я отправился в ратушу, где перед порталом теснились люди и экипажи, стоял ветреный и дождливый. Я проложил себе путь в здание, уплатил входной взнос, передал на хранение пальто и шляпу и с некоторым усилием поднялся по широкой, усеянной людьми лестнице на второй этаж в праздничный зал, откуда мне навстречу плыли душные испарения вина, блюд, духов и запах елок, беспорядочный шум, производимый смехом, разговорами, музыкой, выкриками и ударами гонга.
Невероятно высокое и широкое помещение украшали разноцветные флаги, гирлянды, а вдоль стен, как и по центру, тянулись торговые лотки — открытые палатки и перекинутые прилавки, — посетить которые во всю мочь зазывали мужчины в фантастических масках. Дамы, повсюду продававшие цветы, рукоделия, табак, всевозможные освежающие средства, также были в разнообразных костюмах. В конце зала на уставленной растениями эстраде гремела музыкальная капелла, а по узкому проходу между лотками медленно тянулась плотная людская процессия.