Ранние новеллы [Frühe Erzählungen] - страница 62

— Гостиницу, почтеннейший?

Ван дер Квален вежливо поблагодарил его и пошел своей дорогой — прямо вперед. Люди, которых он встречал, подняли воротники пальто; поэтому и он поступил также: спрягал подбородок в бархат воротника и, не переставая курить, продолжал шагать в том же направлении, не медленно, но и не быстро.

Он миновал низкую каменную стену, старинные ворота с двумя массивными башнями, вступил на мост, на парапете которого высились статуи, а внизу вяло и угрюмо катила свои воды река. Мимо проплыла длинная ветхая лодчонка; на корме ее сидел человек, правивший с помощью длинного шеста. Ван дер Квален ненадолго остановился и перегнулся через перила. «Смотрите, какая-то река! — подумал он. — Река как река. Приятно, что я не знаю ее пошлого названия». И продолжал свой путь.

Некоторое время он шел все прямо и прямо по тротуару неизвестной ему улицы, не слишком широкой и не чересчур узкой, а потом свернул налево, в первый попавшийся переулок. Был вечер. Зажигались дуговые лампы; после нескольких вспышек они накалялись, шипели и медленно разгорались в тумане. Запирались лавки. «Итак, по всем признакам можно сказать, что стоит осень», — подумал ван дер Квален, шагая по черному от воды тротуару. Он был без калош, но ботинки носил необыкновенно широкие, крепкие и прочные, при этом им нельзя было отказать в элегантности.

Он упрямо сворачивал налево. Мимо него проходили и пробегали люди, спеша по своим делам или покончив с делами. «А я иду в самой их гуще, — подумал он, — и при этом так затерян, так одинок, как никто на свете. У меня нет ни дел, ни цели. У меня нет даже трости, на которую я мог бы опереться. Нельзя быть более неприкаянным, более свободным и безучастным, чем я. Никто мне ничем не обязан, и я никому не обязан ничем. Бог никогда не простирал надо мной своей десницы, он вовсе не замечает меня. Неизбывные горести, не взысканные милостью, — воистину благо; можно спокойно сказать себе: я ничего не должен Господу».

Ван дер Квален достиг черты города. Возможно, что свой путь наугад он начал как раз из центра. Теперь он очутился на широкой улице предместья, обсаженной деревьями и застроенной виллами; свернув направо, миновал три-четыре проулка, с виду совсем деревенских, освещенных только газовыми фонарями, и, углубившись наконец в несколько более широкую уличку, остановился у деревянных ворот, высившихся по правую сторону самого обыкновенного дома, окрашенного в грязно-желтый цвет и отличавшегося от других лишь сильно выпуклыми зеркальными стеклами в окнах, сквозь которые ничего нельзя было разглядеть. Тем не менее на воротах висела табличка с надписью: «На третьем этаже этого дома сдаются комнаты». «Вот как?» — сказал себе ван дер Квален, выбросил окурок, вошел в ворота и, пройдя мимо забора, отделявшего это строение от соседнего, открыл дверь по левую сторону; в несколько шагов пересек он сени, где лежал жалкий половик — ветхая серая дорожка, и начал подниматься по незатейливой деревянной лестнице.

Этажные двери с матовыми стеклами за проволочной сеткой также ничем не привлекали к себе внимания; кое-где на них красовались таблички с фамилиями жильцов. Лестничные площадки освещались керосиновыми лампами. Но на третьем этаже, — это был последний, за ним шел чердак, — имелось еще по двери справа и слева от лестницы — обычные входные двери коричневатого цвета; фамилий ван дер Квален нигде не обнаружил.

Он подергал ручку медного звонка возле средней двери. Раздался звук колокольчика, но внутри он не услышал никакого движения. Он постучал в левую дверь. Ответа не последовало. Постучал в правую. Послышались неторопливые легкие шаги, и ему отворили.

На пороге стояла женщина — высокая тощая дама, старая и долговязая. Она была в чепце с длинными бледно-лиловыми лентами и в старомодном поношенном черном платье. Она обратила к нему сморщенное птичье личико; из-под чепца на лоб у нее свисал какой-то клок — странная поросль, напоминавшая мох. Зрелище было довольно-таки отталкивающее.

— Добрый вечер, — произнес ван дер Квален. — Комната…

Старая дама кивнула; она кивала и улыбалась степенно, молча, почтительно и, сделав своей красивой, белой и длинной рукой плавный, изящный и усталый жест, указала на противоположную, левую дверь. Затем она удалилась и вскоре вернулась с ключом. «Смотрите-ка, — подумал ван дер Квален, стоя позади нее, пока она отпирала. — Вы, милостивая государыня, похожи на призрак, на персонаж Гофмана». Она сняла с крюка керосиновую лампу и впустила гостя вовнутрь.