Ранний ледостав - страница 23

стр.

Но как только последние дома поселка скрылись за зелеными молодыми елями, он резко повернул и, не разбирая дороги, напрямую побежал в сторону речки Нарпенг Соям. Отвердевший наст держал хорошо, и Арсин, расстегнувший свой полушубок, мчался легко и свободно, широко размахивая правой рукой, в которой держал солдатскую шапку-ушанку со звездочкой. В нетерпении он все убыстрял и убыстрял бег и пошел немного спокойнее только тогда, когда показалась знакомая просторная деляна, на которой лежали сложенные в небольшие ровные кучки ветви поваленных ураганом деревьев.

Еще издали он начал искать глазами, потом наконец услышал упряжку, а вскоре и увидел за низким осинником Таясь, нагружавшую нарту березовыми дровами. Заметив его, собаки сначала заскулили, потом громко залаяли.

— Шитам! Тихо! — прикрикнула она на собак и, заметив Арсина, застыла с березовой слегой в обнимку.

Не помня себя, он рванулся вперед, протянув к ней руки. Изо рта его вырывались клубы пара; и когда ему оставалось лишь несколько шагов, Таясь вдруг выронила свой груз и, словно ей враз отказали ноги, стала медленно оседать на снег.

Арсин успел подхватить ее и, бережно прижав к своей разгоряченной груди, тихо и нежно, как мать ребенка, погладил по бледным щекам, узкому лбу, по выбившейся из-под платка пряди слегка заиндевелых волос, по закрытым глазам, на которых проступили слезинки…

— Арсин, — еле слышно прошептала она, приходя в себя, и столько нежности, столько любви было в одном этом тихом слове; по ее щекам, словно переполнившая весеннее озеро талая вода, неудержимо хлынули слезы. Арсин и сам готов был расплакаться. Вся сила, все мужество понадобились ему, чтобы видеть, как горько и безутешно плачет любимая…

Наконец она совладала с собой, вытерла глаза уголком платка и тихо спросила, уткнувшись ему в грудь:

— Ну почему, почему ты не написал, Арсин? Ведь живой остался…

— Сначала у партизан был, в тылу у врага, — сбивчиво начал объяснять он, — какие уж там письма… А потом, когда в госпитале… не знаю даже… Сама ведь помнишь, плохо пишу…

Этот довод не удовлетворил ее.

— Ну и что? — с горечью выдохнула она. — Что из того, что плохо пишешь? Мог бы хоть одно слово нацарапать. Товарищей попросить. Чтобы мы тут знали, что ты жив…

— Мог, конечно, — сокрушенно вздохнул он. — Только как я свои слова другому-то передам? Ведь тебе же писать… Стыдно… А матери… честно говоря, и не подумал. Глупо, конечно… Хотел тебя, Таясь, удивить.

— Меня? Чем удивить? — Она недоуменно подняла заплаканное лицо.

— Хотел неожиданно заявиться. Как сказочный богатырь Ими Хилы…

— Вот и удивил, — печально сказала она.

— Дурак, конечно, да. — Он стиснул ее хрупкие плечи. — Но ведь я же, Таясь, надеялся… Мы ведь с тобой поклялись… на острове Шиян… Или ты уже все забыла?..

— Глупый… Разве можно такое забыть… Но твои же родители, Арсин, извещение получили…

— Да, Таясь, да! — перебил он. — Но ведь похоронки бывают и ошибочными. Скольких людей после боя погибшими считали. А они, как придавленная к земле трава, выпрямлялись, оставаясь в живых. Так и со мной было. Живой я, видишь?

— Но кто же знал, что ты живой? Господи, если б хоть слово написал, если б хоть как-то подал весточку!

Она осторожно высвободилась из его рук, села на нарту.

— Да, вот и удивил всех… — тоскливо прошептал Арсин. Что он теперь мог объяснить Таясь, что сказать в свое оправдание. — А все же ты мне ответь, Таясь… — начал он, снова схватив ее за плечи и вплотную приблизив к ней лицо, но тут же решимость его и кончилась. — Скажи, Таясь… — Он глубоко вздохнул. — Как все же ты за Юхуром-то оказалась? Неужели никто не знал о наших с тобой отношениях?

— Ну, Юхур-то, скорей всего, ничего не знал.

— И о том, что ты… что у тебя будет…

— Знаешь, может, кто-то о чем-то и догадывался. Но о том, что на самой деле было…

— Да разве ж ты не могла ему об этом сказать!

— Сказать! Как сказать, если родители без меня все решили… И калым обговорили. Юхур из своего стада десять важенок отдал…

— Но неужели ты ничего не могла возразить? Объяснить? — Арсин от возбуждения встряхнул ее за плечи. — Ты же могла не согласиться! Могла… ох… ведь ты же знала, что ребенок будет.