Раны любви - страница 14
Было уже пять часов утра. Взяв ванну, Беженцев бросился в кровать с твердым намерением немедленно заснуть. Позвал к себе свои обычные видения, которые успокаивали его — воспоминания детства. Такие чистые, нарядные. Много света в них и любви. Не такой, как теперь. И всегда эти воспоминания согревали его душу теплом и негой. И, отдаваясь им, как вечному сну своему, обыкновенно отдавался он крепкому реальному сну.
Но сейчас тревога в душе прогоняет все призраки, кроме одного.
Стоит Ольга и мучительно смотрит на него.
И говорит:
«Разгадай, и тогда я — твоя…»
Сказала она это, или нет?.. Нет, не сказала… Но что она говорила?
И красными вспышками зажигаются в его мозгу ее слова:
«Потому что люблю… Теперь — бездна… Он спасает меня от правды… Ненавижу правду…»
Мучительное уравнение. Все из неизвестных. И все-таки это — самая лучшая загадка жизни, которую Беженцев когда-либо встречал…
И беспомощно барахтаясь, как утопающий, в этих полусловах-полунамеках, Беженцев дождался позднего рассвета, не смыкая глаз.
К утру он стал забываться. Прилегли к подушке новые тени. Сделалось теплее на душе. Поплыли какие-то образы, мягкие и баюкающие. И голоса зазвучали, успокаивающие, как голос матери.
И вдруг резкий стук в дверь.
Беженцев открыл глаза и машинально посмотрел на часы. Без четверти девять. Кто это может стучать? Телеграмма? Не от кого. Давно он «в отпуску» из департамента любви. И некому посылать нелепые, истерические, угрожающие и молящие телеграммы.
Стук повторился.
— Кто там? — сердито и резко закричал Беженцев.
— Барин, вас спрашивают.
Беженцев застыл. Кто? Она? Или глупый муж, только к утру понявший, в чем дело?
— Пожалуйста, спросите фамилию.
— Вот карточка.
В тревоге, точно сброшенный с большой высоты, Беженцев весь в туманных предчувствиях соскочил с кровати и быстро стал одеваться. Захлопнул чемодан, из которого неряшливо торчали небрежно брошенные туалетные принадлежности, осмотрел всю комнату и, наскоро освежив лицо и руки одеколоном, открыл дверь.
В дверях стояла Ольга.
В той же ротонде. Такая же спокойная, с тем же ласковым светом своих ясных глаз.
Беженцев отступил. Ольга вошла и закрыла за собой дверь.
И, когда он протянул свои руки, Ольга, гибко уклонившись, прошла вперед и, сбросив ротонду, опустилась в кресло.
Голос Ольги звучал ясно и твердо.
— Когда мы приехали, у мужа на столе лежала срочная телеграмма. Его вызывают в Клин по неотложному делу. Он уехал с первым поездом. Я пришла к тебе проститься. Я не спала. Я думала о тебе. Я читала те главы из твоего романа «Грани сердца», в котором ты описываешь сцену последнего прощания влюбленных. Я плакала. Я хотела увидеть тебя еще раз. Потому, что раньше я любила тебя за твои произведения. А теперь люблю тебя за твою душу.
Беженцев сделал шаг и, склонившись, обнял ее, положив голову на ее колени.
— Теперь ты молчишь. Это — хорошо. Страдание никогда не кричит.
— Кто ты? — не подымая головы, спросил Беженцев.
— Ты никогда не узнаешь.
— Почему?
— Потому, что я люблю.
— Кого?
— Тебя.
Беженцев поднял голову и не узнал лица Ольги.
Нет радости жизни. Нет ясности и безоблачности. Нет синих небесных глаз. Скорбью потемнело лицо. Страданием искривились губы. И эти прекрасные уста, которые так любовно лобзали, точно шепчут сейчас предсмертную молитву.
— Что с тобой, Ольга?
— Я люблю тебя.
— Но сейчас… сейчас… мне страшно обнимать тебя… мне страшно видеть твои бледные губы… я боюсь тебя…
Ольга улыбнулась светлой улыбкой.
— Сядь рядом со мной.
Ольга улыбнулась еще яснее. И вдруг зарозовели уста, и румянец, как предрассветная заря, коснулся белых щек, и к устам прилила алая кровь, и бог счастья зажег огни в небесных глазах, как Бог зажигает звезды в небесах.
И восторженный, сжал ее Беженцев в своих объятиях и восторженными поцелуями осыпал он ее лицо.
Осыпал своими поспешными, торопливыми поцелуями и пил ее ответные лобзания, более спокойные, но более глубокие, до боли страстные, блаженно-вкусные и похожие на вечность.
И в мгновенье, когда не стало дыханья, когда сердце разрывалось от счастья близкого взаимного обладанья и бесконечности пришедшей радости, Ольга вдруг встала и оттолкнула от себя Беженцева.