Раны любви - страница 19
Ей грезились люди вместо слов. И она за этой женской телеграммой почему-то видела какое-то каменное лицо, с сухими, решительными глазами. Вероятно, худая женщина, сильная брюнетка. Какая-нибудь грязная женщина.
Почему грязная женщина?
Маруся не отдавала себе отчета в этом. Но ей казалось, что эта женщина должна быть нехорошей, не чуткой, нелюбящей.
Она скрывает свою любовь от мамы. От мамуси. Разве это можно? Мамуси все такие чуткие, любящие, всепрощающие. Марусина мамуся такая славная старушоночка. Вся — одна морщинка. И вот уж от нее нельзя ничего скрыть. Все видит, все знает мамуся славная. И сердце у нее больное, но доброе.
А он?
Горячо сделалось от этого вопроса Марусе.
Он, тот высокий, с нервным лицом, значит, со страдающим лицом. У него такие страдающие глаза. И все у него, по-видимому, страдает. Душа его плачет. Ведь, он так любит… И стремится к ней, холодной, скрытной, расчетливой женщине…
И судорога отвращения пробегает по душе Маруси, и вдруг ей страстно хочется видеть его, того, страдающего.
Взглянуть в его лицо и прочитать, что же на нем теперь написано? Как он пережил этот ответ?
И, вся во власти этого желания, опять, по обыкновению, машинально, читала чужие телеграммы, считала слова, получала деньги и отдавала сдачу Маруся. И часто-часто оборачивалась она к входной двери, ожидая, что там промелькнет знакомая фигура того молодого, юного, прекрасного…
Шли часы, мелькали люди. Маруся уходила обедать, вновь приходила, и вновь тусклыми и глупыми, ничего не стоящими казались ей все телеграммы, что считали люди нужным посылать.
И только к вечеру пришел опять он.
В отделении никого не было.
И Маруся, вспыхнув алой краской, увидела его сразу, когда он вошел. И с сильно забившимся сердцем ждала она его и, когда он подошел и дрожащею рукою приняла телеграмму.
И впилась в нее глазами.
«Родная деточка. Не могу больше любить тайно. Ты должна сказать все маме. Молю, пусть позволит она приехать. Хочу твоей ласки. Безмерно люблю тебя. Тоска сожгла меня всего».
Маруся перечитала несколько раз текст телеграммы, делая вид, что она ошибается в числе слов.
— С вас один рубль семьдесят, — говорит она притворно холодно подателю.
И смотрит на него жадно и любопытно.
Какие у него глаза! Точно молящие, скорбящие, плачущие.
И какой он молодой! Даже легкий румянец на щеках. И небольшие усики, черненькие, над красными губами.
Было неловко долго смотреть, и Маруся отсчитала сдачу.
— Merci, m-lle, — прозвучал спокойный, низкий голос.
— Пожалуйста, — ласково отвечает Маруся и видит тотчас, что в телеграмме есть пропуск: не обозначен город.
И она взволнованным голосом говорит ему:
— Вы ошиблись, m-eur, в телеграмме не указано, что нужно в Ялту.
И ей сделалось стыдно за нескладность своей фразы.
— Разве? — удивился он. — Позвольте, я исправлю.
И он протянул руку.
И такой красивой показалась Марусе эта рука, «страдающая рука», — прибавила она в своем уме, — что страстно захотелось ей поцеловать эту руку…
Он написал название города.
— Простите, с вас еще пять копеек.
И Маруся уже жалеет, зачем она сказала эти грубые, денежные слова. Невелика беда. Могла бы она и сама внести такую сумму…
А прекрасный голос звучит уже с удивлением и иронией:
— Но как вы узнали, m-lle, что нужно в Ялту?
Маруся смешалась.
Действительно, как она сделала такую ошибку? Зачем она так грубо выдала тайну?
И смущенным голосом, сильно заалевшись, она тихо произнесла:
— Но ведь вы по этому адресу отправляли телеграмму вчера, а у меня память хорошая…
— Даже слишком хорошая, — неожиданно резко отвечает он и, круто повернувшись, быстро уходит.
А Маруся сидит, точно ее кто-то ударил по голове. Мысли сразу спутались, и только одно ясно чувствовалось, что он рассердился, и что она совершила нехороший поступок…
Вечером пришел ответ:
«Романтизм. Повторяю — терпение. Мама — человек предрассудков. Сразу нельзя. Не приезжай».
Маруся возненавидела ее.
Она — Надежда Аркадьевна Осьминина. И адрес отвратительный — Виноградная, дом Глинки.
И Маруся чувствует беспредельную ненависть к этой женщине, к дому, где она живет, к улице, где этот дом находится.