Раскол: прелюдия к Катаклизму - страница 10

Кэрн внезапно почувствовал боль от ран и скривился. Он позволил себе лечь и закрыть на мгновение глаза. Пускай этот призрачный маскарад бранится себе. Сегодня от их рук пало куда меньше, чем те ожидали.

– Однако, – устало подумал Кэрн, – и этого было слишком много.

— Жаль покидать это место, — произнес Гаррош. Он стоял вместе с Кэрном на палубе "Костей Маннорота"; с момента отплытия прошло уже несколько часов.

Кэрн внимательно посмотрел на него.

— Тебе жаль? По мне, так Нордскол — место потерь и кровопролития. Здесь полегло много наших лучших воинов. Я не не из тех, кто оплакивает прощание с полем боя.

Гаррош фыркнул.

— Утекло слишком много времени с тех пор, как ты был на поле боя... старец.

Кэрн нахмурился и выпрямил спину, став выше даже Гарроша.

— Хоть я и старец, но, похоже, моя память яснее, чем твоя, юнец. Что, по-твоему, произошло всего несколько часов назад? Ты не видел жертву, которую принесли твои воины? Ты глумишься над ранами, которые мы из-за этого получили?

Гаррош пробормотал что-то про себя, но четкого ответа не дал. Старому таурену было ясно, что прорыв из окружения не казался Гаррошу столь же достойным, как битва в чистом поле. Возможно, он считал позорным уже то, что попался в ловушку. Кэрн слишком многое повидал, чтобы быть столь наивным, но у этого орка в жилах бурлила молодая кровь. Гаррош должен понять, что честь заключена в том, как сражаться, а не где или когда. А именно честь всегда была тем, что составляло собственную гордость Орды.

И именно благодаря чести Орда создала достойное мнение о себе.

Ему приходилось признать: то же касалось и Гарроша. Его опрометчивое рвение в бой окупилось — на сей раз. Однако Кэрн знал из бесед с другими, в том числе и с Саурфангом, открыто недолюбливавшим молодого орка, что такое поведение неоднократно окупалось и прежде. Так когда же смелость становится безрассудством? Инстинкт — жаждой крови? Несмотря на густой мех, Кэрн продрог от пронизывающего, кусачего ветра арктического моря. Его тело свело от напряжения, оно стонало от боли; Кэрн вынужден был признать, что со времен его последней битвы прошло немало времени. Но он все еще был способен постоять за себя.

— Несмотря ни на что, Орда одержала победу в бою против ужасных тварей Нордскола, — заявил Гаррош, вернувшись к теме их разговора. — Не забыта ни одна жизнь, ушедшая ради нее. Ради чести и славы Орды. Мы потеряли сына Саурфанга. О них сложат лок'ваднод, воспевающий их. Когда-нибудь, если будет на то воля предков, такую песню напишут и обо мне. И потому мне больно отступать, Кэрн Кровавое Копыто.

Кэрн кивнул своей седой головой.

— Но надеюсь, ты не хочешь заполучить о себе лок'ваднод столь скоро, хм?

Это была попытка развеять легкомыслие юнца, но сын Грома Адского Крика был слишком горяч, чтобы посмеяться над этим.

— Когда бы ни явилась смерть, я встречу ее гордо. Сражаясь за свой народ, с оружием в руках и боевым кличем на устах.

— Хммм, — вздохнул Кэрн. — Это хороший способ уйти. С честью и достоинством. Да будет дарована такая честь каждому из нас. Но мне еще слишком многое осталось сделать. Смотреть на звезды. Слушать ритм барабанов. Обучать молодежь и наблюдать, как она взрослеет. Многое нужно сделать, прежде чем я отправлюсь со смертью в свой последний путь.

Гаррош открыл было рот, чтобы что-то сказать, но ветер как будто выхватил слова из его клыкастого рта. Даже Кэрн, огромный и непоколебимый, покачнулся под натиском налетевшего из ниоткуда шквала. Корабль накренился, клюнул бортом, и на палубу внезапно хлынула вода.

— Что это такое? — взревел Гаррош, но даже его зычный голос заглушался воем ветра. Кэрн не знал, как моряки зовут этот тип шторма, но подумал, что определение его наименования — меньшая из их забот. Капитан Тула промчалась по палубе, ее синяя кожа была бледна, а зрачки — расширены. Ее одежда, черные обмотки на ногах, штаны и простая белая рубашка, насквозь промокли и прилипли к коже. Пучок ее темных волос распался и был теперь похож на швабру на голове.

— Чем я могу помочь? — сразу спросил ее Кэрн, больше взволнованный ее неприкрытым беспокойством, чем штормом, в буквальном смысле слова невесть откуда взявшимся.