Расколотый идол - страница 4
— Гнилуха говорит, сейчас тут буча начнется, — говорил Конану лупоглазый беспризорник. — Тебе лучше когти рвануть.
Конан сплюнул в сердцах. Он уйму времени угробил, расхваливая перед богатым аквилонским путешественником свой товар — пышный ковер иранистанской работы. Жалко было упускать такого покупателя. Но предупреждению Гнилухи верить стоило. Вожак шайки нищих, которые днем подворовывали, а по ночам спали на этом базаре, слов на ветер не бросал.
— Кто на этот раз? — зло спросил он оборванца. На прошлой неделе побоище устроили хауранские торговцы — возмутились, когда местные бандиты обложили и. непомерным «налогом». Крови пролилось немало, не обошлось и без полудесятка убитых с обеих сторон. Конан в той потасовке не участвовал — никто не догадался его нанять.
— По твою душу, — с чисто детским злорадством ответил вестник. — Гнилуха говорит, двадцать или двадцать пять жлобов, все при мечах или дубинах. Я сам двоих а морды — что твой прилавок.
— Кажется, у тебя проблемы? — язвительно поинтересовался аквилонец. — Для хорошего торговца в базарный день личные заботы — непозволительная роскошь. — Он погрузил холеные длинные пальцы в пышный ворс ковра. — Ты уверен, что это шерсть горного козленка, а не заурядная овчина? И краски не ярковаты ли для настоящей иранистанской работы? Уважающие себя ткачи год, а то и два, выдерживают свое изделие на солнце, прежде чем выставить его на продажу.
Аквилонец был высок, хорошо сложен и держался очень самоуверенно. На его боку висела длинная шпага с усыпанной каменьями гардой, рядом с ней — стилет в изящных серебряных ножнах. Одет он был тоже во все дорогое, но излишняя кичливость наряда выдавала недворянское проведение путешественника. Всего вероятнее, он просто завидовал прославленным аквилонским рыцарям и старался подражать им в одежде и манерах.
— Ты на что намекаешь, почтенный? — вежливо поинтересовался Конан, обеспокоенно косясь по сторонам.
— На то, что ты, почтенный — самый настоящий жулик, — весело ответствовал аквилонец.
Рядом с ним стояли двое рослых телохранителей приученных не снимать ладони с рукояти меча. Богатырского сложения киммерийца с тяжелым клинком на боку они поглядывали с явным недружелюбием, но вызывающий тон не послужил для них сигналом изготовиться к бою, и это вмиг насторожило Конана. «Они уже готовы напасть, — подумал он. — Внезапно и неуловимо, как кобры».
— А поскольку я на дух не переношу жуликов, — буднично добавил покупатель, — я намерен отдать тебя в руки стражи. Вжикнула сталь, и в грудь Конана уперлись три клинка.
— Еще Гнилуха велел тебе сказать, — ухмыляясь, проговорил малец, который с откровенным наслаждением следил за развитием ситуации, — что тех жлобов на базар привел какой-то аквилонский петух.
— Ах ты, щенок! — хором вскричали Конан и аквилонец.
Мальчишка с хохотом шмыгнул под прилавок — только его и видели. Аквилонский путешественник, судя по всему, был вспыльчив, но умел моментально успокаиваться.
— Странные у тебя друзья, почтенный торговец, — улыбаясь одной стороной рта, проговорил он.
С этим Конан не был согласен. Ничего тут странного нет. Конечно, Гнилуха мог бы предупредить его гораздо раньше, едва заметил опасность. И тогда бы Конан скрылся по-тихому — мало ли заранее продуманных путей бегства? Заплати любому мусорщику два-три золотых, будет рад вывезти тебя под кучей гнилья на своей повозке со вторым дном, социально для таких «торговцев» как Конан, и предназначенной (на базарах облавы не редкость). Но за кем тогда погонятся ловцы, опрокидывая лотки и рассыпая по земле снедь, которую вечером бродяги соберут, поделят и съедят за милую душу? Гнилуха неплохо относится к Конану, даже устроил приказчиком к торговцу поддельными иранистанскими коврами, — но он вырос и состарился среди городского отребья и привык выше всего ставить собственный шкурный интерес. Вот и послал мальчишку к Конану за миг до того, как тот сам обнаружил опасность. Теперь у Гнилухи совесть чиста, да к тому же он услугу оказал — предупредил, что, помимо аквилонского хлыща с двумя телохранителями, тут целая толпа недругов киммерийца.