Расколотый Запад - страница 38

Демократическое государство или нет, но обычным способом оно может вести войну исключительно против другого государства, если придерживаться точного смысла этого слова. Если правительство, к примеру, применяет военную силу против повстанцев, это напоминает войну, но это насилие исполняет тогда другую функцию: государство заботится внутри своих территориальных границ об обеспечении спокойствия и порядка, если полицейские органы больше с этим не справляются. Только в том случае, если попытка насильственного умиротворения не дает результатов и само правительство превращается в одну из многих борющихся партий, речь идет о «гражданской войне». Вербальная аналогия с «войной государств» верна только в одном пункте — с распадом государственной власти между отдельными партиями, ведущими гражданскую войну, возникает симметрия вражды, естественная для воюющих друг с другом государств. Хотя в данном случае отсутствует подлинный субъект военных действий — принудительная организационная власть государства. Простите меня за педантизм в отношении понятий, но в лице международного терроризма, распространившегося по всеми миру, тем не менее характеризующегося зыбкими связями, действующего рассредоточение, децентрализованно, мы встретились с новым явлением, которое не стоит опрометчиво сводить к чему-то знакомому.

И Шарон, и Путин могут чувствовать поддержку Буша, потому что он все валит в одну кучу. Будто Аль-Каида — это не что иное, как территориально ограниченная партизанская борьба террористических движений сопротивления или движений за независимость (как в Северной Ирландии, Палестине, Чечне и т. д.). Между тем Аль-Каида — это и нечто отличное от террористических бандитских и племенных войн продажных военачальников, разыгрывающихся на руинах неудачной деколонизации, и нечто иное, чем преступление правительств тех государств, которые ведут войну против собственного народа, используя этнические чистки и геноцид, или тех, которые, как режим талибов, поддерживают террор, охватывающий весь мир. Правительство США предприняло в иракской войне не только противозаконную, но и бесперспективную попытку заменить асимметрию между хорошо вооруженным и технологически высокооснащенным государством и неуловимой террористической сетью, использующей ножи и взрывчатку, на асимметричную войну между государствами. Войны между государствами асимметричны, если победа агрессора, который нацелен не просто на военное поражение, а на разрушение режима [противника], a priori предопределена очевидным соотношением сил. Вспомните о занявшем несколько месяцев выдвижении войск к границам Ирака. Не нужно быть экспертом по терроризму, чтобы понять — такими действиями нельзя разрушить инфраструктуру сети, поразить логистику (службы тыла и снабжения), Аль-Каиды и ее филиалов, иссушить среду, которая подпитывает такую группу.

Юристы, в соответствии с классическим международным правом, стоят на той позиции, что jus ad bellum[34] влечет за собой jus in bello[35] как ему самому присущее ограничение. Уже детализированные предписания Гаагской конвенции о порядке ведения сухопутной войны направлены на ограничение использования военной силы против гражданского населения, против пленных солдат, против окружающей среды и инфраструктуры побежденных стран. Правила ведения войны должны предполагать возможность заключения приемлемого для всех сторон мира. Но чудовищное несоответствие сил — и технологических, и военных — между Соединенными Штатами и их нынешними противниками в Афганистане или в Ираке делают почти невозможным придерживаться jus in bello. Правомерно ли обвинение и преследование США ввиду того, что в Ираке совершалось явно подсудное, но у нас в Америке умышленно игнорируемое военное преступление?

Американское министерство обороны было как раз в этом отношении очень гордо применением оружия точного наведения, которое могло снизить потери среди мирного населения. Когда я в вечернем выпуске «Нью-Йорк Тайме» от 10 апреля 2003 года прочитал сообщение о погибших в иракской войне и узнал правила, по которым Рамсфильд берет в расчет «casualties»