Расплата - страница 17
Три года окопной жизни – немалая школа. Василий сдружился с ефрейтором Буровым из Козлова. Буров откуда-то доставал тайные листовки про царя, в которых правдиво описывалась жизнь солдат и их семей. От него же впервые услышал Василий про Ленина, стал сам читать неграмотным солдатам газеты, дважды ходил с ефрейтором на тайное полковое собрание.
В это время в полку вдруг объявился Тимофей Гривцов, прибывший с пополнением. Он уже был в чине прапорщика.
Триста восемнадцатый полк готовился к наступлению на австрийские позиции. Прапорщика Гривцова назначили командовать соседней третьей ротой. В наступлении, когда все смешалось, Василий неожиданно увидел впереди знакомую фигуру Тимофея, прячущегося за кустом. Руки сами подняли винтовку. Шедший рядом Буров остановил Василия: «Не так надо бороться, Вася...»
Наступление полка сорвалось. Прапорщик Гривцов сказался больным и был отправлен в тыл. А вскоре по фронту пронеслась весть о свержении царя. Василия вместе с Буровым избрали в полковой комитет...
С тех пор прошло уже больше года, Октябрьская революция сделала Василия красным бойцом, он командовал взводом на Южном фронте, был тяжело ранен, а то искреннее доверие солдатской массы, когда его избрали членом полкового комитета, настолько подняло Василия в своих собственных глазах, что он сразу словно переродился. Большевик Буров стал для него примером во всем.
Поезд подходил к Тамбову осторожно, недоверчиво, как подходит человек к дому, из которого только что стреляли.
Василий Ревякин стоял в тамбуре, нетерпеливо поправляя складки френча у пояса. Он подтянулся, выглядел бодрым, хотя лицо еще отдавало госпитальной желтизной.
Вагоны дрогнули и остановились. Василий поправил на плече ранец и сошел на перрон.
Заметив вооруженных красногвардейцев, подошел, предъявил документы.
Сзади кто-то больно ударил по плечу. Обернулся.
– Андрей!
Андрей Филатов, сын кривушинского богатыря, друг и ровесник Василия, широко расставил руки для объятий и радостно заулыбался:
– Васяха! Ну и ну! Вот встреча!
– Потише тискай, медведь! Из госпиталя недавно.
– Куда угораздило-то?
– В левую ногу. Два месяца отвалялся.
– А сейчас откуда?
– Из Козлова. В свой полк за документами заезжал. А ты что тут делаешь?
– Эшелоны сопровождаю. Сейчас отправка. Так ты в Кривушу? Передай моей Дашутке поклон! Тяжелая она... Тебя крестным запишем!
– А ты давно от своих?
– Недавно заезжал.
– Мои-то как там?
– Все живы... Да! Ты с Тимошкой Гривцовым в одном полку служил? – спохватился Андрей.
– В одном, а что?
– Он тут с генералом путался, адъютантом был.
– Так вон он куда из Козлова убежал! Где же он теперь? Арестован?
– Вместе с генералом утек.
– Упустили гадину!
– Сидор, отец его, верховодит в Кривуше, в Совет пролез.
– Ничего, скоро и за Сидора возьмемся! Новую жизнь ладить начнем!
– Давай, Васяха! Помогу! Вон ищут меня. В Кривуше свидимся!
Широкие плечи Андрея закачались в толпе. Василию легче стало на душе от этой встречи. Дома все живы, Маша ждет небось не дождется...
Эх, если бы не пакет в Губком! Махнул бы прямо с вокзала домой. Кажется, до Татарского вала бежал бы бегом без передышки.
– Эй, товарищ комиссар! – окликнул Василия извозчик. – Садись, мигом домчу куда хошь!
– Мне недалеко, дойду, – ответил Василий, ощупав в кармане пакет и револьвер.
Шел по Дворянской, искоса поглядывая на затейливые узоры купеческих и помещичьих домов. Улица будто вымерла. Притихли в своих домах толстопузые! Выглядывают небось из щелок и дрожат от страха и ненависти!
Изредка встречаются патрули – красноармейцы. Они подозрительно осматривают одежду Василия. Вот еще двое... По разговору понятно – только что отвели в Чека какого-то офицера, пойманного на чердаке.
– Товарищи, где помещается Губком? – спросил у них Василий.
– А тебе чаво там? – поинтересовался высокий.
– К Чичканову. Из Козлова я приехал.
– А документ есть?
Василий показал проходное свидетельство.
– Иди в «Колизей», на второй этаж.
– Какой «Колизей»? Где он?
– Да вот он! Ты что, ослеп? С колоннами на углу.
– Дом Дворянского собрания?
Патрули переглянулись и снова подозрительно покосились на одежду Василия.