Расплата - страница 54
Василий схватился за повод, хотел садиться на коня, но в стороне, куда поскакал Андрей, послышалась частая стрельба. Коммунары притихли. Андреева Даша зарыдала, припав к плечу свекра.
– Поздно, сынок, не ускачешь. Прячься тут, пересиди трошки.
– Скорее, Васятка, скорее, мать твою бог любил! – крикнул Юшка, таща Василия за рукав. – Под печку спрячем, под печку, где картошка засыпана...
– Товарищи коммунары! – Василий побледнел, под глазом задергалась жилка. – Не могу вам помочь. Сами видите. Прощайте. Уходите в Кривушу, вас не тронут. – Он отдал повод Сергею Мычалину и кинулся к разграбленному двухэтажному дому.
В подвале темно и душно. Юшка торопливо отгреб картошку от печки, там показалось отверстие.
– Скорей лезь, скорей!
Василий нырнул в темноту, ударился раненой ногой о какую-то доску, чертыхнулся. Юшка завалил лаз под печку картошкой и убежал. Все затихло. Василий уткнулся ртом в полушубок – душил кашель от пыли.
Вскоре он услышал, как наверху по пустым комнатам бегают люди и гулко хлопают выстрелы. А вот и подвальная дверь тихо скрипнула... Хрустнула под чьим-то сапогом картошина.
По спине Василия пробежали мурашки.
Сиплый голосок:
– Ванька, пальни в печку! Можа, туды залез, дьявол!
Оглушительно громыхнул над головой выстрел. На шею посыпалась глина.
– Нигде нет. Как скрозь землю провалился. Наверно, ускакал тоже, проклятый!
– А картохи-то скоко припасли! Надо приехать набрать возок.
И ушли...
Захар стоял среди мужиков-коммунаров, собранных Тимошкой Гривцовым, и машинально твердил молитвы.
Женщин и детей Карась загнал в домик, у двери поставил бандита с обрезом.
– Где Васька Ревякин? – крикнул на коммунаров Гривцов и хищно передернул щекой.
– Убёг, – ответил Семен Евдокимович.
– Куда? – Тимошка положил руку на эфес шашки, болтавшейся на боку.
– А я почем знаю. Я за ним не бегал.
– Ах, ты не знаешь? Гришка, всыпь ему плетей!
Горбоносый пьяница Гришка Щелчок сорвал с Семена Евдокимовича шубу и изо всех сил хлестнул по спине плетью. Съеденная по́том рубашка расползлась, оголив богатырские лопатки грузчика. Красные змеи одна за другой легли крестом на теле коммунара.
– Ну, вспомнил?
– Убёг, говорю, – прохрипел Семен Евдокимович.
– За что отца бьете? – крикнул младший сын грузчика Михаил. – Лучше меня секите!
– Гришка, заткни ему глотку! Всыпь неочередных, коль выпрашивает.
Гривцов подошел к Захару, взял за грудки:
– А ты зачем сюда приперся? Ты же не в коммуне!
– Машу пришел взять, тяжелая она. И Мишатка больной.
– Говори, куда Васька убег? Не скажешь – убью!
– Коль господь бог твоей рукой водит, Тимоша, – покорно ответил Захар, – то стреляй, все одно.
Гривцов дернул его за бороду, свалил с ног и стал бить носком сапога:
– Мово отца не жалели, сволочи, так и я вас, проклятых, не жалею! – заорал он, рассвирепев.
Подскочил к Юшке, ткнул ему дулом нагана в живот и сквозь зубы процедил:
– А с тобой, иуда, у меня особый разговор будет! Сымай отцовы штаны. Ну!
Юшка перекрестился, снял штаны.
– У нево и исподники-то черные, как штаны, – засмеялся Карась, указывая плетью на Юшку.
– Через всю Кривушу в исподниках на виселицу поведу! – крикнул Тимошка, отшвыривая ногой штаны, которые снял Юшка. – Отведите его в мой амбар. Захара в сходную избу заприте. А вы, проклятые, подыхайте тут с голоду вместе со своими женами и детьми!
Гривцов вложил наган в кобуру, подошел к повозке, на которой стоял пулемет.
– Поехали! – крикнул он бандиту, державшему дверь, и первый прыгнул на телегу.
Юшку и Захара окружили бандиты. Толкнув в спину прикладами, повели с усадьбы. Из домика с криками выскочили женщины, таща на руках детишек. Авдотья кинулась за конвоирами, но поскользнулась и упала в дорожную грязь...
В ту суровую осень на Тамбовщине то тут, то там вспыхивали кулацкие мятежи, которыми руководили сбежавшие из городов офицеры и агитаторы эсеровского центра, специально посланные в уезды.
Почувствовав пропасть под ногами, они настолько озверели в своей слепой мести, что не брезговали самыми жестокими мерами.
В селе Ямберна кулаки живыми сожгли на костре братьев Половинкиных: Семена – за то, что был секретарем сельской партячейки, Дмитрия – за участие в комитете бедноты. Одиннадцать коммунистов того же села подверглись страшным пыткам.