Рассказы чекиста Лаврова [Главы из повести] - страница 5

Душа его возликовала. Он гордился, что так вот запросто может разговаривать с человеком, которого судьба вознесла на такую вышину.

Пожив неделю в родной станице Дурулгуевской, Семенов приступил к исполнению порученного дела. Он разъезжал по станицам, проводил совещания станичных и поселковых атаманов, часто выступал, призывая казаков «грудью встать на защиту казачьих привилегий и православной веры от безбожников-большевиков».

Поначалу люди слушали атамана. Ему удалось создать не одну добровольческую сотню. Но весть о свержении Временного правительства перепутала все планы. Бедняки, а за ними и середняки покидали дружины и сотни. «Звание-то казачье, да жизнь собачья» — без боязни ворчали на сходках. Стали создаваться бедняцкие отряды.

Чтобы не попасть в руки большевистских комиссаров, Семенов с горсткой верных ему людей ушел за границу, в Маньчжурию. Там он сколотил наемное войско из «всяких нехристей и басурманов», как позднее скажет Григорий. Русских было так мало, что даже должности взводных приходилось отдавать наемникам.

Вскоре после рождества, отслужив молебен, Семенов двинул свои отряды в Забайкалье, но получил столь сокрушительный отпор от бойцов первого Аргунского полка, что четыре месяца не мог опомниться. И лишь опираясь на помощь интервентов-японцев атаман осмелился вновь переступить границу.

Тогда-то и отличился вновь вестовой Гришка Афанасьев, заслужив отеческое расположение атамана.

Отряды Семенова расположились на северном склоне сопки. Меж гранитных выступов расставили тяжелые орудия и не менее полсотни пулеметов. Атаман был уверен в неприступности своих позиций. Один полк он оставил в резерве на станции Оловянной. В разгар боя к Семенову прибежал запыхавшийся есаул Косых и доложил: «Красные обходят с флангов. Пологий южный склон сопки — плохая защита. Если они прорвутся к нам, в тыл, возможно полное окружение и вряд ли удастся кому уйти живым отсюда».

Семенов приказал Григорию скакать в Оловянную и немедленно поднять запасной полк.

Афанасьев совершил чудо. Он прорвался через неприятельские цепи, и ни одна пуля не задела его. Подмога подоспела в самый критический момент. Красные отступили.

Атаман трижды поцеловал Григория.

— Ты избавил меня от бесчестия и смерти, — сказал он. — Отныне считаю тебя побратимом...

С той поры Семенов достиг многого. Его войска захватили Читу, Верхнеудинск и «напоили коней в Байкале», как обещал атаман своему войску.

Партизаны укрылись в тайге, копили силы. Пламенные слова большевистской правды, которые они разносили по селам и казачьим станицам, будоражили и поднимали народ.

Семенов сидел как на горячих углях, чувствовал: не прочна земля под ногами, клокочет она, того и гляди случится взрыв.

И в одну из своих бессонных тревожных ночей атаман позвал вестового.

— Жалко мне расставаться с тобой, Григорий, — начал Семенов, постукивая костяшками пальцев по столу. — Люблю тебя, а разлучиться придется.

Говорил он вяло, голосом сильно уставшего человека. Григорий насторожился, не догадываясь, куда клонит атаман.

— Надежнее тебя у меня никого нет. Я тебе верю: ты не предашь и не струсишь...

— Ваше превосходительство, не томите душу, откройте суть, — не выдержал Григорий.

— Сейчас открою... Чувствую я, Григорий, что-то неладное готовится...

Семенов взял с края стола плетеную нагайку — с ней он никогда не расставался — и стал рассматривать рукоятку, сделанную из чисто отполированной кости. Григорий бессмысленно наблюдал за ним.

— Имею донесение твоего земляка, председателя волостного земства Павлова. Не спокойно в Бичуре... Что-то там заваривается недоброе. Хочу тебя послать...

— Как же, ваше превосходительство? — не стерпел Григорий. — Мое место при вас, ваше превосходительство...

— Там сейчас важнее... Приедешь домой, скажись дезертиром. Приглядывайся, принюхивайся, в случае чего — прямо ко мне. Ежели придется другому человеку придти к тебе, запомни пароль: «Ногайцев». Это твоя секретная фамилия на всю жизнь...

Долго атаман разъяснял Григорию его новые обязанности.

— Коня сдать, ваше превосходительство? — спросил Григорий с тайной надеждой.