Рассказы - страница 12

— Что такое? — сказал он. — Что вы с ней сделали?

— Ничего, — ответила Кора. — Быстрее!

Когда Кора вернулась домой, дети спали: Джон и Руби, плотно закутавшись в одеяло, Перл на другой кровати, накрывшись своим пальтишком. Ее ситцевое платье валялось на полу, все в бурых следах от башмаков. Она плакала засыпая — на щеках еще не высохли слезы. Веки у нее были воспаленные, на переносице вздулся кровоподтек.

Кора подошла к кровати, откинула с дочери пальтишко и посмотрела на нее. Перл лежала скрюченная, обхватив руками колени, уткнувшись подбородком в грудь. Кора все смотрела на нее, а потом заботливо укрыла пальтишком.

Развязав сверток с хлебом и консервной банкой, она затолкала в топку оберточную бумагу и подожгла ее. Потом придвинула стул поближе, наклонилась и протянула руки по обе стороны печки, чтобы вобрать в себя все тепло, пока бумага не сгорит.

Печка тут же остыла. Кора положила хлеб и консервную банку рядом на стул и, закутавшись в одеяло, стала ждать, когда настанет день. Дети проснутся и сразу увидят, что еда в доме есть.

Джулия Крэддок прожила тридцать пять лет и никогда не была хороша собой и женственна. Тридцать пять лет прошло — молодость и зрелость, но ни красоты, ни женственности в ней не прибавилось. С каждым годом она все больше дурнела. После пятнадцати лет, проведенных у плиты и над корытом, тело у нее стало сухое, мускулистое. Волосы были прямые, жесткие, сальные. Лицо избороздили уродливые морщины тяжелого труда, плоские груди отвисли. Мужчины никогда не видели в Джулии ничего, кроме рабочей скотины. Даже Джо, ее муж. Для Джо она всегда была «старухой».

И вот она умерла.

Смерть была ей наградой. Наградой за уродство ее лица и тела, за всю ее жизнь. В жизни она не знала счастья — одиннадцать человек детей. четырнадцать коров, куры. И восемь вонючих свиней. Ни разу за последние десять лет Джулия не уезжала с фермы. Работа, работа, работа с четырех утра до девяти вечера; ни праздников, ни поездок в город, ни времени, чтобы вымыться с головы до ног. Джо тоже все время работал. Но никакого проку от его работы не было — только боль в спине, горе и бедность. Чем больше он работал, тем беднее становился. Если осенью у него набиралось двадцать тюков хлопка, цены падали так низко, что денег едва хватало на удобрения, и то не всегда. А если цена поднималась до тридцати центов за фунт, хлопок погибал либо от проливных дождей, либо от засухи, и продавать было нечего. Да, такой жизнью, какая выпала на долю Джо и Джулии, не стоило жить особенно долго.

И вот Джулия умерла. И никогда она не была красавицей, никогда даже не чувствовала себя красивой. Ни разу ей не довелось надеть шелковое белье, напудрить нос, подрумянить щеки или вычистить всю грязь из-под ногтей.

Пришел похоронных дел мастер и увез покойницу. На следующее утро он привез ее обратно на ферму, чтобы к вечеру похоронить на кладбище возле методистской молельни.

Но какое чудо он привез на ферму!

Джо долго не мог поверить, что это Джулия. Потом он разыскал фотографию, которую она подарила ему за несколько недель до свадьбы, и тогда убедился, что это все-таки его жена. Она точно снова стала молодой девушкой.

Джулию вымыли с ног до головы, волосы промыли шампунем. Руки у нее были белые, на ногтях маникюр; лицо чистое и гладкое под румянами и пудрой, а ввалившиеся щеки подложены ватой. Теперь-то Джулия была настоящая красавица. Джо просто глаз не мог от нее отвести. Весь день он просидел у гроба, тихо плакал и любовался ее красотой. На ней были шелковые чулки и рубашка, а поверх рубашки — платье цвета морской волны, шелковое, без рукавов и с глубоким вырезом. Благодаря искусству похоронных дел мастера она стала похожа на прекрасную молодую девушку.

К вечеру ее схоронили с ее красотой на кладбище возле молельни. В последнюю минуту Джо попросил было отложить похороны до завтра, по похоронных дел мастер и слушать его не стал. Он просто не понял этой странной просьбы.

Дети Джулии, кроме двух старших, не знали толком, что сталось с их матерью. Прошло несколько лет, прежде чем они поверили, что покойница, которую тогда привезли к ним в дом, и была их мать Джулия.