Рассказы и эссе - страница 13

— Вы сказали, что я больше не приеду в Абхазию. Вы имели в виду мою старость и близость смерти?

«Вот таких каверзных вопросов мы и боялись!» — прочитал я в глазах сопровождавших. Но я был начеку. Все будет в норме, ребята! Спокойно!

— Отнюдь нет! Я имел в виду, что при вашей известной проницательности вам достаточно раз взглянуть на ситуацию, чтобы все понять. И вы пойдете осваивать другие области своей литературной империи.

Переводчица, польщённая тем, что выражение «литературная империя» я процитировал из ее очерка в «Иностранной литературе», перевела.

Он выслушал, потом попросил ее напомнить, когда у них намечена встреча в музее и Обезьяньей академии.

— Уже падают листья? — спросил я у нее.

— Нет, нет, совершенно напротив, мистер Грин будет доволен, что говорит с людьми на улице. А времени у нас еще довольно.

— Можно, братва! — сказал я публике через плечо. И тотчас на столе появились и шампанское, и коньяк, и все такое. Грэм Грин был в восторге.

А Каро уже фотографировал нас вовсю. Грэм Грин был приятно удивлен, узнав, что я — сочинитель.

— Сколько у вас книг? — спросил он. Из-за одной газеты появилось три пальца, из-за другой целых пять.

— Четыре! — сказал я, выведя среднеарифметическое, и только после этого понял, как меня подставили.

Грэм Грин, конечно же, удивился и впервые не поверил мне:

— Молодой человек уже автор четырех книг?

Но заминки не случилось.

— Я говорю, что у меня в домашней библиотеке четыре книги любимого мною романиста. А у меня самого пока книги нет.

Неблагодарные газеты опустились в изумлении, словно в отсутствии у советского юноши книги собственного сочинения может быть что-то предосудительное. Даже мой сверстник-писатель пробормотал:

— Хоть сказал бы, что есть одна.

— Я очень щепетилен и пока не считаю, что написал что-то достойное, чтобы издать отдельной книгой, — сказал я, и газеты поднялись. Потом я взял бокал: — За нашу встречу! За нашего гостя!

И Грэм Грин окончательно убедился, что жителям этого причерноморского городка не свойственна обычная для России угнетенность духа — они жизнерадостны и врут охотно, раблезиански.

Грэм Грин спросил, может ли он выпить вместо шампанского чачи. Несколько человек из посетителей чайханы вскочили с готовностью сбегать за чачей. Но писатель пояснил, что чача, которую ему вчера подарили в селе Эшера, у него с собой.

— Вам понравилась чача?

— Да. Непременно изготовлю, вернувшись домой. Там с самогоноварением не так строго, как тут.

Писатель признался, что всю жизнь пил смесь из трех различных сортов виски. Он назвал их, но я не запомнил. Но чача ему пришлась настолько по душе, что он сожалеет, что узнал о ней так поздно.

— Пьющие чачу живут сто лет и более. Так что вы узнали о ней вовремя, — сказал я ему учтиво.

Выпили за переводчицу. Грэм Грин обернул к ней взгляд старого женолюба и молча чокнулся. А потом вдруг преобразился и с самой серьезной миной спросил, может ли он поднять тост за сандинистов, которым сейчас очень трудно.

— Да, да, конечно! — единодушно поддержала его публика под одобрительные взгляды из-за газет. — А то американцы, бля, вообще оборзели!

На миг на лице умнейшего старика промелькнуло подозрение, не подставные ли это лица, но лишь на миг. И снова он увидел мирных бездельников, которыми, наверно, полны все кофейни третьего мира.

Писатель спросил мое имя. Попросил переводчицу записать мою сложную фамилию (назвал я не греческую, а материнскую, абхазскую). «Предупреждал же я!» — сказал мне взгляд моего коллеги.

Писатель приехал к нам за деталями. Минаш, жадный слушатель враждебных голосов, слыхал по радио еще за полгода, что Грин планирует поездку на Черноморское побережье СССР. А потом, много позже, мне кто-то говорил, будто бы Грин сочинил роман, где противостоят агент «Моссада» и агент КГБ. Там наш агент якобы наделен моим портретом и моим именем. Так что теперь оставшееся время он мог спокойно ездить на обкомовские банкеты и пить столь полюбившуюся ему чачу: свое дело он сделал, расходы оправдал.

Агент КГБ с моей фамилией и моей внешностью работает в самом логове «Моссада». Симпатии автора на его стороне. Он водит за нос израильских шпиков, которые по уши вооружены современнейшей техникой, да еще у них шекелей куры не клюют. А я-то почти на энтузиазме, только с помощью дяди и наставника