Рассказы из далекого прошлого - страница 20
Но прежде, чѣмъ Нордстремъ успѣлъ что-либо отвѣтить оригинальному помѣщику, послѣдній уже спрашивалъ:
— Что пьете: водку, вино или наливку?
Охлопьевъ свистнулъ. Вошелъ человѣкъ сѣдой и чрезвычайно растолстѣвшій. Къ удивленію моему, то былъ бомбардиръ. Антонъ Антоновичъ, указывая на слугу, замѣтилъ:
— Вотъ единственная шельма, не покинувшая меня. Десять борзятниковъ еще живутъ со мною. Надѣюсь, что они ужъ до конца останутся при мнѣ. Умру, всѣхъ вознагражу. Бомбардиръ! Живо накрывать столъ, притащи Торквемадо!
Слово «Торквемадо» поразило меня и шведа, но Охлопьевъ любезно намъ разъяснилъ его значеніе.
— Названный мною мошенникъ, сказалъ онъ, сжегъ на кострахъ до двухсотъ тысячъ испанскихъ еретиковъ. Согласитесь, что эта каналья должна быть обезсмерчена. У меня въ честь его сооружена двухведерная бутыль, наполненная спиртомъ и настоенная двадцатью пятью воспламеняющими экстрактами. Вино заслуживаетъ вашего благосклоннаго вниманія.
Я и Нордстремъ со страхомъ посмотрѣли другъ на друга. Гостепріимный хозяинъ не унимался и приставалъ къ шведу.
— Вы что читаете въ университетѣ? Можете ли вы говорить, какъ говорили старые профессора? Я ученикъ Грановскаго; давно онъ спитъ подъ землей, а голосъ его я слышу какъ бы теперь. Онъ училъ насъ любить все прекрасное, носить его въ сердцѣ, воплощать въ жизни, стремиться къ духовному совершенствованію. Ну-съ, а тутъ молодость, жажда наслажденій, обиліе средствъ! И пошла писать! Да и можно ли было въ крѣпостной Россіи держаться на высотѣ идеаловъ, проповѣдуемыхъ намъ съ университетской каѳедры?
Антонъ Антоновичъ поглядѣлъ вопросительно на Нордстрема. Послѣдній не вытерпѣлъ и горячо оппонировалъ.
— Вы затрогиваете общія идеи. Позвольте и мнѣ высказать, относительно ихъ, свое мнѣніе. Недавно умеръ въ Германіи геніальный философъ, не оцѣненный еще ни своими соотечественниками, ни остальными цивилизованными народами. Но я глубоко убѣжденъ, что люди будущаго преклонятся передъ этимъ гордымъ мыслителемъ. Я говорю о Шопенгауэрѣ и о его «философіи воли». Шопенгауэръ утверждаетъ то же, что и вы. Зло господствуетъ въ мірѣ какъ въ физическомъ, такъ и въ нравственномъ. Но признаніе упомянутой истины не значитъ, чтобы все человѣчество, а въ частности и Россія, опустили руки передъ торжествующимъ зломъ. Шопенгауэръ учитъ, чтобы мы не питали стремленій къ земному счастью, а совершенствовались и искали бы счастья въ себѣ самихъ. Отчего же вы, дворянинъ образованный, даровитый, богатый, не хотите возвыситься надъ вашими страстями? Вы оставили во мракѣ не только свою душу, но и другія многочисленныя души, врученныя вамъ судьбой? Вы утверждаете, что въ крѣпостной Россіи нельзя было оставаться на высотѣ идеаловъ? Ну, а Пушкинъ, Гоголь, Лермонтовъ, Жуковскій и другіе писатели Николаевской эпохи развѣ могли бы развить свое творчество до изумительныхъ размѣровъ, еслибъ ихъ давила, какъ свинецъ, окружающая бытовая и политическая атмосфера? А область науки… ужели она мала для васъ? Кто мѣшаетъ вамъ въ нее погрузиться столь глубоко, какъ погрузился въ нее вашъ мѣстный дворянинъ, теперь знаменитый химикъ, А. М. Бутлеровъ? Нѣтъ, если въ крѣпостяхъ образованные арестанты, лишенные пера, чернилъ, бумаги, карандаша, находятъ возможность записывать свои мысли на бездушномъ камнѣ, то люди, охваченные божественнымъ огнемъ, не дадутъ себѣ духовно умереть, застыть ни при какихъ житейскихъ обстоятельствахъ. Я вѣрую въ вѣчный прогрессъ, въ безостановочное движеніе идеи впередъ. Вы, кажется, также высказали упомянутый афоризмъ? Развѣ не идея совершила русскую эмансипацію? Подъ вліяніемъ ея и вамъ слѣдуетъ воспрянуть духомъ, подняться надъ умершимъ барствомъ, снять съ себя халатъ г. Обломова, недавно воспроизведеннаго Гончаровымъ въ своемъ безподобномъ романѣ. Читали вы Обломова?
Трудно выразить, что произошло съ Охлопьевымъ при этихъ словахъ. Онъ поблѣднѣлъ, затрясся, вскочилъ съ кресла и побѣжалъ прямо на профессора. Я думалъ, что онъ обрушится на него съ кулаками, но нѣтъ! Антонъ Антоновичъ только поднялъ кверху правую руку, сжатую въ кулакъ, и ревѣлъ, какъ дикій звѣрь: