Рассказы из далекого прошлого - страница 8
— Погодите, еще мигъ не наступилъ.
За окнами царила тьма; какой-то неопредѣленный гулъ приближался къ дому. Вотъ стали на улицѣ мелькать свѣтлыя точки, точно искры отъ летящей чугунки. Темные силуэты забѣгали по окнамъ дома. И вдругъ, среди царящей тишины зимней ночи, пронесся громовый крикъ:
— Еще польска не згинела! Смерть москалямъ!
Глаза ксендза торжественно блестѣли. Исчезла съ лица дружеская улыбка. Онъ простеръ руки къ небу и дико закричалъ:
— Да свершится воля Божія! За ойчизну! Умри, москаль!
Раздался выстрѣлъ. Пуля пролетѣла надъ правымъ ухомъ Топтыгина, отхвативъ кончикъ. Кровь окрасила щеку и погонъ довѣрчивой жертвы. Тѣмъ не менѣе, русскій поручикъ сохранилъ присутствіе духа. Онъ сбилъ съ ногъ своего бывшаго пріятеля, выхватилъ револьверъ изъ кобуры и сказалъ:
— Да здравствуетъ Русь! Я сохраняю вамъ жизнь, чтобы вы убѣдились въ непобѣдимости моей великой родины!
Топтыгинъ выбѣжалъ изъ предательскаго дома и направился къ своей батареѣ, нисколько не смущаясь врагами, толпившимися на улицахъ пробужденнаго мѣстечка.
Смутное время переживала тогда Россія. Освобожденіе крестьянъ только что совершилось. Наша либеральная партія требовала дальнѣйшихъ коренныхъ реформъ и въ польскомъ возстаніи видѣла помощника своимъ дерзкимъ надеждамъ. Герценъ открыто писалъ за поляковъ, а Бакунинъ въ Швеціи формировалъ баталіонъ изъ международныхъ отщепенцевъ для борьбы съ своимъ отечествомъ. Эти люди, охваченные отвлеченными доктринами о свободѣ, утратили ясное понятіе чувствъ патріотизма. Имъ бы слѣдовало учиться послѣднему у поляковъ. Во всѣхъ обстоятельствахъ жизни, при разности своихъ убѣжденій, они остаются вѣрными своей родинѣ. У насъ за Герценомъ и Бакунинымъ поднялись вожаки радикальнаго направленія литературы. Были случаи, что, начитавшись ихъ, наша молодежь безъ стыда отправлялась въ ряды повстанцевъ. Есть указанія, что въ графа Лидерса въ Варшавѣ стрѣлялъ русскій офицеръ Ф., товарищъ по корпусу Степана Спиридоновича. Этотъ Ф. былъ продуктъ тѣхъ воспитательныхъ идей, которыя насаждалъ среди кадетъ, въ концѣ пятидесятыхъ годовъ, подпоручикъ Ларіоновъ, упоминаемый мною въ «Запискахъ о прошломъ».[1] Ф. былъ другомъ Ларіонова. Роковая судьба свела его съ Топтыгинымъ на полѣ битвы. Недалеко отъ того мѣстечка, въ которомъ жилъ Степанъ Спиридоновичъ, находился лѣсъ, обильный болотами. Въ него забралась польская банда. Въ мѣстечкѣ стояла батарея и одна рота какого-то пѣхотнаго баталіона. Поляки отлично знали приведенныя обстоятельства и открыли по мѣстечку пальбу. Ихъ банда имѣла тысячу человѣкъ, эскадронъ конницы и десять пушекъ. Уже около часа наша батарея выдерживала неровную перестрѣлку. Поручикъ Топтыгинъ, дѣйствовавшій съ своимъ орудіемъ съ холма, прикрытаго деревьями, радовался, какъ ребенокъ, мѣткому выстрѣлу и кричалъ наводному фейерверкеру:
— Валяй на Георгія!
Шагахъ въ двадцати отъ храбраго офицера упала бомба и осколками взрыла окружающую мѣстность. Раздались стоны, а колеса орудія были подбиты. Топтыгинъ спасся, благодаря защитѣ, оказанной орудіемъ. Не успѣли офицеръ и команда оправиться отъ приключившагося событія, какъ вдали показались летѣвшіе, какъ вихрь, непріятельскіе уланы. Они, видимо, имѣли цѣлью захватить бездѣйствовавшее орудіе. Но молодой поручикъ не струсилъ. Онъ скомандовалъ: «Ребята, ко мнѣ!» И, окруженный вѣрными солдатами, бодро ожидалъ скачущаго врага. Послѣдняго отдѣляло отъ Топтыгина пространство саженъ въ пятьдесятъ, какъ картечь другихъ русскихъ орудій раздѣлила польскую конницу. Мгновенно она повернула коней назадъ, оставивъ на мѣстѣ нѣсколько десятковъ всадниковъ. Въ числѣ ихъ было два офицера. Одинъ изъ нихъ лежалъ на полѣ мертвый, а другой раненый въ ногу. Степанъ Спиридоновичъ съ ужасомъ узналъ въ немъ своего однокашника Ф. Блѣдный, дрожащій отъ гнѣва, онъ наклонился надъ плѣнникомъ и по-французски произнесъ:
— Узнаешь меня, презрѣнный негодяй? Бери мой револьверъ! Искупи по-кадетски свое преступленіе! Въ противномъ случаѣ, ты самъ знаешь, что тебя ожидаетъ!
Ф. застрѣлился. Топтыгинъ поцѣловалъ въ лобъ несчастнаго юношу и утеръ катившуюся по лицу слезу. Потомъ онъ обратился къ солдатамъ съ такими словами: