Рассказы - страница 46

— Это атомная подводная лодка. Она нырряет вот так… вот так… Во, здоррово! Смотрри, дядя! Она нырряет, нырряет… Волны… все морре ррасплескивается…

— Ну-ка, мой руки скорее да выходи отсюда, — сказал я довольно холодно. — Ну, давай, давай, поживее!

Не очень охотно, он все же с грехом пополам вымыл и вытер руки, и я опорожнил раковину. Но не успели мы вернуться в мой кабинет, как вдруг молодой человек снова вспомнил что-то весьма важное.

— Дядя!

— Ну, что еще?

— Теперь мне нузно по-большому…

И это было вполне серьезно. Но на сей раз я не дал ему строить атомный флот. Я стоял на страже, готовый оказать маленькому адмиралу необходимую помощь. Через час я уложил газеты и журналы в две пачки, крепко их перевязал и вынес на лестницу. Юные друзья были, видимо, удовлетворены результатами делового визита, ибо младший брат, уходя, шепнул старшему:

— Это хорроший дядя попался…

Два часа маленькие деловые люди занимали мое время. Но вот наконец я мог вернуться к своей работе. Когда я провожал моих гостей к выходу, старший из братьев хотел было еще задержаться:

— Дядя, а старой телефонной книги у вас нет?

— Зачем она тебе?

— За них платят хорошо. Они такие тяжелые.

— Нет такой книги! А теперь можете идти!

Я выпроводил маленьких бумаготоргрвцев на лестницу, запер дверь и вернулся в кабинет, чтобы вновь сосредоточиться на творческой задаче. Но едва я успел сесть за письменный стол, как снова зазвонил звонок. Я поспешил открыть дверь, уже не ожидая никакого приятного сюрприза. Те же братишки ввалились на порог, и старший коротко изложил свое дело:

— Дядя! Теперь и мне приспичило…

Сам не знаю, что привело меня вчера вечером в сад Кайсаниеми. Может быть, это была волшебница-весна? Она пришла так поздно в этом году, и вместе с нею, откуда ни возьмись, явились тучи моли, продавцы мороженого, садовые сторожа и закопченные котлы асфальтировщиков. Кто это с пафосом пел, что весна — пора любви и радужных надежд? Ничего подобного! Действительность доказывает обратное. Вчера я имел случай убедиться в этом.

Недалеко от пруда, где плещутся утки, есть — или по крайней мере был еще вчера — огромный раскидистый каштан, под мирной сенью коего часто присаживается отдохнуть изгнанный с вокзала друг бутылки, либо молодая пара, одержимая страстью нежной, либо вышедший на вечернюю прогулку владелец собаки со своим любимцем.

Вчера вечером никто не нарушал идиллического покоя старого великана. И потому одна несчастная душа, отчаявшись, замышляла совершить именно там ужасное дело: накинуть петлю на сук могучего дерева. Я тихо сел на скамейку, готовясь быть единственным зрителем в этом театре одного актера. Обыденно-современная внешность: плотно облегающие ковбойские штаны, остроносые ботинки на тончайшем высоком каблуке, синяя стеганая куртка, волнистые, высоко взбитые волосы, завитые феном, и томный взор из-под рисованных ресниц и век, оттененных лазоревой помадой.

Несчастное существо решило проститься с молодостью и недобрым миром. Только тут я понял, как трудно закрепить веревку на ветке дерева, если нет лестницы. Попробуйте-ка взобраться по толстому стволу, когда у вас высокие каблуки, плотные брюки в обтяжку да к тому же еще лисье боа на шее, а в руке — толстая веревка! Попробуйте, так узнаете.

Несколько отчаянных попыток не принесли удачи. Наконец, я увидел глаза самоубийцы и услышал обращенные ко мне слова, сказанные таким мрачным голосом, каким нынче вообще говорят в подобных случаях:

— А ну-ка, встаньте на минутку.

— Зачем?

— Мне нужна эта скамейка.

— На какой предмет?

— Иначе мне не закрепить эту веревку на суку. Ну, освободите вы скамейку или нет?

— Освобожу, конечно. Вот только ноги немного отдохнут. Вы ведь не очень торопитесь? Да и куда спешить?

— Я не люблю, когда меня поучают или отговаривают.

— Да я и не пытаюсь. Но вы же просто запыхались. Не лучше ли чуточку отдохнуть и собраться с силами перед дорогой?

— Разговорчики. Я этого не люблю.

Мне был брошен презрительный взгляд с полным правом убежденности: по возрасту я годился самоубийце в отцы, а отцов в наше время не считают нужным уважать. Их называют «предками», «живыми ископаемыми», сравнивают со старыми, изъеденными шашелем комодами, говорят, что они ушиблены воспитанием, чокнуты, тормозят прогресс и тому подобное. Итак, я не был авторитетом для этого юного, разочарованного в жизни существа, которое, однако же, село на скамейку рядом со мной и, отложив веревку, стало поправлять высокую прическу. У существа, решившего проститься с жизнью, были холеные, длинные ногти, покрытые лаком цвета адского пламени, красивый браслет на руке, на пальцах много колец, веки подкрашены синим и фиолетовым, а губы обведены траурной каемкой.