Рассказы Матвея Вьюгина - страница 26

Наверно, никогда еще в своей жизни не доводилось бандиту по телефону разговаривать. Шарикову попервости даже смешным показалось. Подумал он, конечно, и отвечает: «А это, пожалуй, можно предоставить. Это мы в один момент сделаем. Только надо в блиндаж идти, в землянку, там аппарат стоит, машинка, — раза два крутнул рукой Шариков, — а здесь — одни провода, голая проволока. По ней хоть как кричи — все без толку, ни об чем не договоришься».

Спустились в землянку, Шариков аппарат вынул из ящика, подсоединил его к проводам. Абульхатбек глаз с телефониста не сводит. А Шариков делает свое дело серьезно, сноровисто, и на лице у него никакого лукавства. Крутнул ручку — аппарат звякнул. Шариков просит дежурного срочно соединить его с начальником отряда. Дежурный в расспрос: что да почему. А Шариков торопит: соединяй скорее, дело важное. Ну а когда начальник отозвался, Шариков доложил по всем правилам: «Товарищ начальник отряда, докладывает телефонист Шариков. Трубочку передаю известной вам личности».

Абульхатбек подул в трубку, как это делал Шариков, и говорит: «Начальник? А-а, салам, душа мой, салам. Как твоя здоровья чувствует? Как дети игрушка играют? Как мамашка? А, слышишь начальник, Абульхатбек с тобой беседа ведет. Якши, да? Хорошо?..»

Начальник отряда, наверно, остолбенел от такого неслыханного нахальства. И опять же, как не остолбенеть? В руки заклятого бандита дал телефонную трубку его боец. Чего только на ум не взбредет? Может, уже и комендатуру со всеми ее заставами Абульхатбек захватил и людей всех порешил. А бандит радешенек и глупую речь свою продолжает: «Начальник, зачем так мало патронов даешь своим аскерам? Всего тридцать штук! С таким запасом только на кабана можно ходить, джейрана можно немножко стрелять; на Абульхатбека нельзя… Мало такой запас, совсем мало».

И так заинтересовался Абульхатбек разговором с начальником — шибко, должно быть, понравилось, — что и не заметил, как выскочил из землянки Шариков, захлопнул дверь и припер ее камнем. Темно сделалось в землянке, как в глухом погребе. Вот тут бандит и понял, что попал в капкан. Сперва он хотел уговорить Шарикова. Так, мол, и так, нехорошо поступаешь, не по уговору. А Шариков хотя и откликается, а сам все камни к двери подкатывает, покрупнее выбирает. Оружия-то никакого нет у него.

Видит Абульхатбек, что плохо его дело, не уговорить ему пограничника. Деньги стал предлагать Шарикову, золото. Возьми, говорит, все, что у меня есть, а этого не только тебе, всем твоим внукам на всю жизнь с избытком хватит. Шариков отвечает ему: «Советские пограничники не продаются. А теперь звони по телефону — он в сеть включен. Можешь еще раз с начальником поговорить, если охота. Можешь на меня пожаловаться ему, а можешь до самого наркома дозвониться либо до председателя ЦИК — интересно ведь с такими большими начальниками своими мнениями обменяться, посоветоваться о чем-нибудь…»

Абульхатбек стрельбу открыл из землянки: пули так и колотят в дверь, только щепки с треском отлетают, каменная крошка летит во все стороны. Шарикова с головы до ног осыпает. «Пускай! — кричит бандит. — Не удержишь меня здесь. Сам собачий смерть помирать будешь. Пускай!» А Шариков все камни к двери подкидывает, доски, какие у землянки валялись, — все покидал, настоящую баррикаду соорудил. Но вот в ногу что-то больно кольнуло. Поглядел: кровь штанину смочила. Плохо. «Неужели, — думает, — выскользнет, змея подколодная? Нельзя этого допустить». И опять за камнями пополз. «Патронов у него много, моих только почти три десятка, да у него, наверное, с сотню наберется. Всю дверь изрешетил, проклятый… Промашку я дал, что подсумок снял, когда на столб полез». А бандит так и садит в дверь, но она пока держится, стоит. Только Шарикову дурно делается, потому что еще одна пуля прилетела, в бок ударила, и дышать стало тяжело. «Сколько хватит силы, буду камни таскать, дверь укреплять, — рассуждает телефонист. — Главное, начальнику доложил, он знает… А теперь стой на своем, Шариков, держи этого волка крепче…»

Абульхатбек и в самом деле, как матерый волк в клетке, злобствует, орет зверем, землянка ходуном ходит, и пули из нее летят, как пчелы из потревоженного улья. Еще одна в плечо воткнулась. «Обидно, ежели своя так клюнула, из моего подсумка, — думает Шариков. — Эх, и угораздило же дурака!..»