Рассказы о Москве и москвичах во все времена - страница 12
Однажды, уже отчаявшись, уйти хотели, как вдруг из калитки выбежали и неторопливо направились по тропинке Бобров, Башашкин и Нырков в полной футбольной форме, только в тапочках. Один Бобров был почему-то в бутсах. Мы, ошалев от восторга, бежали за ними, сколько могли, и вопили, выкрикивая их имена. Они улыбались.
Много лет спустя, уже в девяностых годах, рассказал я об этой детской своей радости Ныркову — генералом он стал, и вместе посмеялись, вспоминая далекое…
Если спускаться с гор к Ленинскому проспекту, то последний дом слева — номер 2. Это Институт физических проблем имени П. Л. Капицы. Мы, весь отдел науки тогдашней «Комсомолки», не раз бывали дома у Петра Леонидовича, он и жил здесь. И Ландау тоже здесь жил и работал.
После автомобильной аварии, которая в конце концов стала для него катастрофой, Ландау из дома совсем не выходил. И кто-то из газетного начальства надумал сделать с ним интервью, пока жив он еще. Это дело мне поручили.
Задание показалось несуразно громадным, поскольку предстояло делать-то вовсе не интервью, а материал за подписью самого Ландау! Ну что я мог за него написать!
Однако написал. Майя Бессараб, племянница великого ученого, писательница, помогла связаться с Корой, женой Ландау, и та сказала мне: «Приезжайте». И я поехал на Воробьевы горы.
Кора внимательно прочитала четыре машинописные странички, которые я написал, — какая у нас замечательная научная молодежь и какая у нас выдающаяся советская наука и все такое — галиматья какая-то, по-моему… И оценила: «Идите на второй этаж к Ландау. Неплохо, мне кажется».
А сверху, пока мы с ней внизу сидели, непрестанно раздавались глухие, мерные шаги — тяжелые, хотя и быстрые. Это Ландау ходил по комнате, как ему врачи предписывали.
Я поднялся, вошел. Ландау лежал на кровати, закрываясь тонким одеялом, которое, натянув до глаз, придерживал обеими руками. Кора поднялась следом за мною. «Дау, прочитай, по-моему, это неплохо», — сказала она.
Ландау прочитал. «Подписать надо?» — спросила Кора. Я кивнул. Она придержала мое произведение, пока Ландау неровными буквами выводил свое имя…
Так появился этот материал в «Комсомолке» — в «Клубе любознательных», где я был ведущим. Странички те с автографом великого человека я храню и сейчас…
А потом я вышел, повернулся к Ленинскому, где еще не было этой стелы с Гагариным. Его позже поставят, когда начнется совсем другая жизнь.
Вечный, теплый Столешников
Ив самом деле, как прихожу сюда, в старый добрый Столешников, — словно какой-то невидимый порог переступаю: пусть за ним, этим порогом, зима, здесь всегда струится тепло. Наверное, это дыхание нашего древнего города согревает Столешников, уложившийся в самом центре Москвы и на столь коротком своем протяжении сумевший соединить три знаменитейшие московские улицы. Отчего-то я долгое время не замечал, что переулок только в первой половине своей ровен, от Петровки до Большой Дмитровки, а далее — до самой Тверской круто взбегает в гору. Прямо к зданию генерал-губернатора Москвы, а теперь — мэрии.
Никто, думаю, не хаживал столько по Столешникову, как дядя Гиляй: все-таки полвека здесь прожил, и был этот переулочек самым его любимым местом в Москве. Сколько раз в своих книгах он поминает Столешники…
А скажи любому американцу, к примеру, что Столешников переулок существовал задолго до того, как Америка была Колумбом открыта, — вряд ли поверит. Хотя и не во всю свою жизнь он так назывался: до середины XVIII века Мамоновым был, еще раньше — Рождественской улицей. А прежде здесь жили ткачи, ткавшие изумительные скатерти для царского двора — с золотым и серебряным шитьем, с жемчугами речными, — столешники.
Ни одного дома, конечно же, с той далекой поры не осталось. Многочисленные московские пожары, само собой, обжигали Столешников, но после зимнего пожара в 1812 году он полностью выгорел. И только потом стал обстраиваться каменными зданиями. В основном магазинами и доходными домами, в некоторых из них угнездились уютные заведения с дамами. Но главное предназначение Столешникова переулка как было, так и осталось — торговля. По обе стороны переулка — сплошные ряды магазинов, построенных видными архитекторами того времени, такими, как Богомолов и Эрихсон. Совсем неплохо сохранились здания для своего преклонного возраста.