Рассказы о старых книгах - страница 14

Мы не склонны категорически утверждать, что В. М. Ломоносов использовал одну из «повестей» «Апофегмат». Но это не исключено. Во всяком случае, не подлежит сомнению, что М. В. Ломоносов читал и рукописный список «Апофегмат», и одно из печатных изданий, скорее всего современное ему издание 1745 г.

Комментарии, как и сам подбор «повестей» и афоризмов, отражают гуманистическое мировоззрение Б. Будного, содержат оценку исторических событий и деятелей. Отдельные комментарии подкреплены ссылками на местные факты, сопровождаются народными поговорками: «Найдешь и в рясе сукно», «Утратившему ложью доверие не поможет быстро вернуть его и кропление святой водой», «Каковы у кого дела и забавы, таковы и сны бывают», «Не говори гоп, пока не перескочишь», «Не учись у старого, учись у бывалого», «Дана курице гряда, а она башню хочет», «Не клади пальца между дверью», «Кто только ртом болтает, тот не много наработает», «Все хорошо в меру» и т. д.

Чтобы представить характер «повестей», помещенных в этой старинной книге, приведу некоторые из них.

Сократ, увидев однажды очень богатого и напыщенного, но никакими достоинствами не отличающегося человека, сказал о нем: «Вот обычная лошадь, в серебро убранная». Тут же следует комментарий Будного: «Люди неумные, возлагая на себя куски серебра или золота, не разумеют того, что золото глупому мудрости не придает, равно как коню серебряная амуниция — ни проворства, ни рыси придать не может».

Когда спросили Платона, что за разница между ученым и неученым человеком, — он ответил: «Такая, как между медиком и пациентом».

Достигнув 62-х лет, Аристотель захворал настолько серьезно, что было мало надежды на выздоровление. Сошлись тогда к нему его ученики и просили, чтобы он назначил себе преемника. (А было между ними двое лучших — Феосфраст с Лезвы и Менедем с острова Родос.) Аристотель обещал это сделать, предварительно подумав. Некоторое время спустя снова собрались ученики по тому же поводу. На сей раз философ попросил принести ему вина лезвийского и родосского. Попробовав того, что с Родоса, он сказал: «Крепко поистине вино и вкусно». Потом отведал того, что с Лезвы, и заметил: «Оба хороши, однако ж лезвийское вкуснее». Из этих слов каждый понял, что Аристотель избрал себе в преемники Феофраста, но поступил при этом с большим тактом: обоих претендентов похвалил, предоставив своим слушателям возможность избрать того, кого бы они хотели иметь руководителем.

Как-то Диоген беседовал о серьезных вопросах, но слушать его не захотели. Тогда он запел шуточную песню, и сразу вокруг него собралось множество людей. Философ с укором заметил им: «На любой пустяк гуртом бежите, а вещей нужных к счастливой жизни слушать не хотите».

Будучи спрошен, какой зверь таит в себе яд наивреднейший, Диоген так ответил: «Если спрашиваете о диких, то это — обманщик, если о домашних — это льстец». Будный комментирует: философ обманщика и льстеца считал ядовитыми гадинами, видя между ними только разницу в одном: обманщик жалит жестоко в бровь, а льстец ласково яд свой в человека впускает, подобно аспиду.

Бион говорил, что высокое мнение о себе является большой препоной для правды. Следует комментарий: обычно бывает, что кто о себе высоко думает, тот к мнению других не прислушивается и учиться ни у кого не желает, полагая, что он уже все постиг. Потому такому человеку исправиться трудно. Наоборот, кто о себе скромно мыслит, тот не надеется только на свой разум, а старается и других слушать да больше запомнить, и так становится достойным и предусмотрительным деятелем.

Феофраст говорил: «Лучше довериться коню строптивому, нежели слову вспыльчивому. Коня мундштуком удержать можно, а слово, когда оно произнесено, уже нельзя возвратить». Феофраст же сказал: «Дать власть человеку злому, а меч — бешеному одинаково есть».

Зенон юноше многоречивому так сказал: «Твои уши, видимо, в язык взросли», — давая этим понять, что молодому человеку пристойнее больше слушать, а меньше говорить. Он же говорил: «Лучше споткнуться ногой, нежели языком».

Горгий из Леонтин, будучи спрошен, как он дожил до такого преклонного возраста (а философу было 107 лет), отвечал: потому достиг этого, что никогда не предавался изнеженности и наслаждениям ни в еде, ни в одежде, ни в иных вещах.