Рассказы радиста - страница 10
Изредка офицерам к солдатскому котелку щей выдавали доппаек — какую-нибудь банку рыбных консервов и пачку печенья. Лейтенант Оганян никогда не съедал его один, нес к нам, а уж мы-то без угрызения совести помогали ему расправиться, даже забывали сказать «спасибо». Лейтенант Оганян поставил себе за правило всеми силами оберегать своих подчиненных. Мы не рыли штабных землянок, только изредка, в крайней нужде, помогали запарившимся телефонистам наводить связь, всякий проштрафившийся был уверен, что наш взводный станет защищать его с пеной на губах перед начальником связи. Да и учебой нас не обременял. Зуммерный стол был скорее щитом, ограждавшим от попреков: мол, радисты бездельничают в обороне. А мы таки бездельничали, всласть отсыпались, телефонисты и связные ПСД звали землянку радиовзвода — «Сочи».
Лейтенант Оганян не осмелился признаться Настеньке, зато признался мне:
— Хар-рошая девушка… — Вздох, мечтательно-грустный взгляд. — Вот кончится война, останусь жив… — Снова вздох. — Честное слово, женюсь… Не веришь?
Если б я был постарше и поумней, то, наверное бы, сообразил и не рассмеялся. Но мне лишь недавно исполнилось девятнадцать лет, я из кожи лез, чтоб выглядеть тертым калачом, не шутите — знаю изнанку.
И я рассмеялся:
— Завтра уйдем, послезавтра забудешь. Сколько еще таких хороших встретишь.
Оганян взорвался:
— Маль-чишка! Испорченный человек!
— Ну вот, и обиделся…
— Мол-чать! Как разговариваешь?.. Я кто? Лейтенант! Ты кто? Младший сержант!.. Ка-ак разговариваешь?!
Ну, это было слишком. Разговаривали-то всего-навсего о Настеньке — что ж, я должен вытянуться в струнку, как в тылу на параде, взять под козырек: «Так точно! Хорошая, глаз не отвести! Непременно женитесь, товарищ гвардии лейтенант!»
И мы шумно поспорили. Через полчаса помирились.
Но на следующий день меня вызвал начальник связи полка. Он вообще не любил радистов, а меня еле терпел: без особого на то повода звал «философом» — более презрительной клички для него не существовало.
Начальник связи сидел на нарах без сапог, китель с капитанскими погонами накинут поверх нижней рубахи, шлепает картами, которые он на днях отобрал у нас.
В стороне сидит смущенный и надутый Оганян. Неужели донес? Такого еще не случалось. Вряд ли…
Начальник связи поднял на меня по-начальнически беспощадный взгляд:
— В-вы!.. Вы кто так-кой?..
Называет меня на «вы», — значит, табак, попал не в добрую минуту.
— В-вы кто такой, спрашиваю?.. Мол-чать!.. Ка-ак стоите? Где выправочка?
Я рад бы встать по всем правилам устава навытяжку, но землянка низкая, упираюсь пилоткой в бревенчатый накат.
— В-вы с кем пререкались? Кто он вам?! Может, он ваш подчиненный? Может, в-вы завтра мной захотите командовать? Может, мне сейчас вскочить и встать по стойке «смирно»?.. Мол-чать!
Молчу. Кошусь на оскорбленно надутое лицо Оганяна и гадаю: он или не он? Похоже, до меня начальник связи песочил самого Оганяна.
— Распустили вас! Интел-лигенция! Жирком заросли, от сна опухли! Ф-философствуете!..
И мне вдруг стало весело: «Чеши, чеши себе на здоровье. Брань на вороте не висит… А что ты со мной сделаешь? Ну-ка… Не расстреляешь, выкуси, вина не та. В стрелковую роту пошлешь — нашел чем испугать».
И верно, начальник связи по моему лицу понял: как ни кипятись — не проймешь. Он в сердцах гаркнул:
— Десять суток строгого ареста!
Мы с Оганяном переглянулись: «На фронте — и арест! Ну, брат, оторвал».
— Лейтенант Оганян! Обеспечьте!
Хорошо сказать: «Обеспечьте!»
Случалось рыть разные землянки в обороне, но чтобы была при штабе полка когда-нибудь вырыта землянка гауптвахты — не приходилось видеть ни мне, ни Оганяну.
«Обеспечьте…»
У Оганяна был сумрачно-сконфуженный вид.
— Куда я тебя обеспечу?
— Это уж не моя забота, — ответил я, демонстративно снимая пояс, протягивая своему озадаченному начальнику.
— Испорченный человек… Что из тебя вырастет?..
— Не имею понятия.
— Надо было заварить кашу… — Он мял мой ремень, не зная, в какую сторону направиться.
— Я не виноват, что дошло до начальства, — съехидничал я.
— А я виноват?.. Думаешь, я донес? А? — возмутился Оганян, возмутился искренне.