Рассказы - страница 9
Дышал он неслышно, лицо разгладилось, большие набухшие ладони виновато прилегли на коленях.
Таня осторожно погладила ладони отца, и они как бы сказали ей:
«Мы недолго будем отдыхать. Отдохнем, и опять за работу».
Девочка вздохнула про себя:
«Устал отец. Пока он спит, я сбегаю к речке, воды ему принесу».
Она взяла бутылку из-под молока, тихонечко спустилась по железной лестнице на стерню и бегом побежала к речке.
Розовела степь; птицы пробовали голоса; длинная-предлинная тень бежала рядом с девочкой, задевала за стернинки; степная речка в пологих, вровень со степью, берегах угадывалась впереди по невысокой белой гряде тумана…
Парус
Алеша не хотел ехать в пионерский лагерь.
— Не посылайте меня, — просил он родителей. — Не поеду я.
— Почему? — спрашивали родители. — Почему все-таки?
— Неохота.
— А почему неохота?
— Не поеду я!
— А туда ехать-то не надо, — говорила мать. — Пешком можно дойти: лагерь-то рядом — в Танаевском бору.
— Чего вы меня прогоняете? — спросил Алеша и задышал часто-часто.
— Да никто тебя не прогоняет. Никто! — Мать как маленького взяла его на руки и удивилась: — Тяжелый какой!
Отец, где на автобусе, а где пешком, проводил Алешу до самого лагеря — к дощатым домикам на поляне, где гудели ребячьи голоса.
— Дальше-то не провожай, — застеснялся Алеша и побежал по поляне, налитой как чаша с краями по вершины деревьев золотым воздухом.
В столовой мальчугану ударили в лицо горячие запахи. Место ему досталось рядом с Людмилой и Никитой. И не успел Алеша отдышаться, как ему принесли суп, и его Алеша съел немедленно и тарелку зачистил. А потом подали компот и котлету, от которой шел пар. Тут бы с устатку съесть эту котлету безо всяких хитростей, да Людмила распорядилась:
— Веригин, ты вилку держи не в правой руке, а в левой.
— Так несподручно! — оправдывался Алеша. — Кабы я левша был. А я — правша… Научусь…
— Когда? — спрашивала Людмила.
— С годами, — шуткой отвечал Алеша и, не выдерживая строгого взгляда девочки, обещал: — Нынче научусь.
После обеда дети пошли купаться. Внизу, между соснами, от которых жарко пахло смолой, искрилась Кама. По тропинке, оскальзываясь на глянцевых сосновых корнях, дети спустились к реке.
— Купаться-то нельзя — рука не терпит, — пожаловался Никита. — До того холодная вода в Каме! Не верите — потрогайте воду. Перед этим холода были, и надо до-ооолго ждать, пока Кама нагреется…
— На лодочке бы прокатиться, — сказала Людмила.
— А вон она — лодочка-то! — обрадовался Никита и привел друзей к лодке с мачтой и без весел. На дне ее в дождевой воде плавал ковшик из бересты.
Берестяным ковшиком дети по очереди вычерпывали воду, а она все не кончалась, будто в днище бил родник.
Алеша нет-нет, да и взглядывал на тот луговой берег. Там золотились пески. Выше краснела глина. А еще выше зеленели тальники. Над ними, охваченные ветром, как огнем, белели серебристые ивы. Если попасть на ту сторону и пойти напрямик через луга — близко Большой бор и кордон, где отец с матерью.
— Все! — объявил Никита и бросил ковшик на звонкое дно лодки.
Ковшик подпрыгнул.
А Никита выворотил из песка доску, ополоснул ее в Каме и, улыбаясь всем широким, счастливейшим, распаренным лицом, показал доску девочке:
— Это — вместо весла! Люда, проходи на корму. Погоди, я лодку толкну…
От усилий Никиты, гремя железом, лодка сползла в Каму, дала течению увлечь себя и остановилась, вздрагивая на цепи, как большая сильная рыба на кукане. Она порывалась сплыть вниз по Каме-реке, но цепь, привязанная к колу, не пускала ее и гремела.
Наверху протрубил горн — сперва хрипло, словно петух спросонок, а потом чисто и протяжно, и бор откликнулся эхом.
— Людям покататься не дают, — пожаловался Никита. — Полдничать зовут. Что мы — есть сюда приехали?
И первый полез в гору к лагерю.
После полдника дети отдыхали, играли в волейбол и в футбол, кто во что может… Ужинали…
Над поляной проступили звезды.
Алеша пришел к обрыву и увидел, как внизу качается черная лодка с мачтой. Через всю Каму от этой горы лиловая тень доставала до того берега, до лугов, повитых туманом, и там дрожал синий огонек.