Рассказы. Том 2. Колдовство - страница 2
20. Mannikins of Horror \ Robert Bloch \ «Weird Tales», December, 1939, Vol.34, № 6.
21. The Grip of Death \ Robert Bloch (Robert Bloch & Henry Kuttner) \ «Strange Stories», December, 1939 (отсутствует, первоисточник не найден).
22. Queen of the Metal Men \ Robert Bloch \ «Fantastic Adventures», April, 1939, Vol.2, № 4.
23. The Ghost-Writer \ Robert Bloch \ «Weird Tales», May, 1940, Vol.35, № 3.
24. Power of the Druid \ Robert Bloch \ «Strange Stories», June, 1940.
25. The Fiddler's Fee \ Robert Bloch \ «Weird Tales», July, 1940, Vol.35, № 4.
26. Be Yourself \ Robert Bloch \ «Strange Stories», October, 1940.
27. Wine of the Sabbat \ Robert Bloch \ «Weird Tales», November, 1940, Vol.35, № 6.
28. House of the Hatchet (The House of the Hatchet) \ Robert Bloch \ «Weird Tales», January, 1941, Vol.35, № 7.
29. Beauty's Beast \ Robert Bloch \ «Weird Tales», May, 1941, Vol.35, № 9.
30. A Sorcerer Runs for Sheriff \ Robert Bloch \ «Weird Tales», September, 1941, Vol.36, № 1.
31. A Good Knight's Work \ Robert Bloch \ «Unknown Worlds», October, 1941, Vol.V, № 3.
32. Last Laugh \ Robert Bloch \ «Startling Stories», November, 1941, Vol.6, № 3.
ПРИМЕЧАНИЯ
— рассказ входит в межавторский цикл «Франкенштейн.
Свободные продолжения»;
[1, 2, 3…] — сноски переводчиков;
(1, 2, 3…) — сноски автора.
МУЗЕЙ ВОСКОВЫХ ФИГУР
(Waxworks, 1939)
Перевод К. Луковкина
До открытия музея восковых фигур у Бертрана выдался скучный день — темный и туманный, и он провел его, бесцельно бродя по грязным улицам набережной района, который любил. Это был обычный день, но, тем не менее, такие дни нравились Бертрану больше всего. Он находил угрюмое удовольствие в жгучем ощущении мокрого снега на своем лице; ему нравилось также ощущение полуслепоты, вызванное туманом.
Из-за тумана грязные здания и узкие улочки, извивающиеся между ними, казались нереальными и гротескными; обычные каменные дома прижались в синеве к земле, словно огромные бездушные монстры, высеченные из циклопического камня.
По крайней мере, так думал Бертран в своей меланхоличной манере. Ибо Бертран был поэтом — очень плохим, с сентиментально-эзотерической натурой, свойственной подобным личностям. Он жил на чердаке в районе доков, питался хлебными корками и воображал, что мир ему очень дорог. В минуты жалости к себе, что случалось довольно часто, он мысленно сравнивал свое состояние с состоянием покойного Франсуа Вийона. Эти оценки не слишком льстили последнему, потому что, в конце концов, Вийон был сутенером и вором, а Бертран — личностью более нравственной.
Бертран был всего лишь очень честным молодым человеком, которого люди еще не научились ценить, и, если он сейчас умрет с голоду, потомки устроят прекрасный пир в его честь. Так что большую часть времени он размышлял о чем-то своем, и туманные дни, подобные этому, были идеальны для таких вот личных переживаний. На чердаке у Бертрана было достаточно тепло, и там можно было поесть; в конце концов, родители в Марселе регулярно присылали ему деньги, полагая, что он студент колледжа. Да, мансарда была прекрасным убежищем в такой унылый день, и Бертран мог бы усердно работать над одним из тех благородных сонетов, которые всегда стремился сочинить. Но нет, он должен бродить в тумане и размышлять. Это было так… романтично, неохотно признал он про себя, потому что ненавидел использовать «банальные» выражения.
Эта «романтическая» фаза начала надоедать молодому человеку после часовой прогулки по пристани; мокрый снег и моросящий дождь охладили его пыл. Кроме того, он только что обнаружил, что совершенно неэтично сопит.
В результате его более чем обрадовал вид тусклой лампы, светившей сквозь мрак из сумрачной подвальной двери между двумя домами на этой темной боковой улице. Фонарь освещал вывеску музея восковых фигур.
Прочитав ее, Бертран почувствовал легкое разочарование. Он надеялся, что табличка украшает дверь таверны, потому что в редкие минуты денежного достатка наш поэт предавался выпивке. Тем не менее, свет означал тепло и убежище, и, возможно, восковые фигуры ему понравятся.
Он спустился по ступенькам, открыл темную дверь и, слегка дрожа от внезапного перепада температур, вошел в теплый, тускло освещенный коридор. Из-за боковой двери, шаркая, вышел толстый человечек в засаленной фуражке и, пожав плечами, взял свои три франка, как бы безмолвно выражая удивление по поводу того, что ему удалось заполучить клиента в такое время.