Расставание в голубом. Глаза с желтизной. Оранжевый для савана - страница 11
Первое отделение продолжалось часа два с четвертью, и по крайней мере семьдесят человек пришли посмотреть восьмичасовое шоу. Я нашел свободный табурет в самом конце гудящей как улей стойки бара, постарался не замечать Морриса и Моррейн и сосредоточил все свое внимание на «Танцующих островитянках». Гардероб всех семерых можно было уместить в одном котелке. В потоках голубого света я хорошо видел Кэтти Керр, танцующую в унисон с остальными. Улыбка, застывшая на ее лице, была немного искусственной, стройное мускулистое тело двигалось легко, быстро и без видимых усилий. Ни одной складочки на теле, как у всякого хорошего танцора. Некогда их отращивать, нечего с ними возиться. Только влажный блеск упругой золотой плоти выдает скрытое напряжение. Усталый оркестр, как всегда, старался для Чук изо всех сил, особенно в той части представления, которая остроумно пародировала все подобные шоу на побережье.
Когда номер закончился, я послал Кэтти записку и перешел в кафетерий отеля. Через пять минут она присоединилась ко мне — в старенькой блузке, дешевой юбке и в ярком сценическом гриме. Мы заняли угловой столик. За стеклянной стенкой были видны освещенный бассейн и его вечерние посетители.
— Кэтти, я попробую выяснить, удастся ли что-нибудь сделать.
Карие глаза изучали мое лицо.
— Я глубоко тронута, мистер Макги.
— Трэв. Сокращенно от Трэвис.
— Спасибо, Трэв. Как вы думаете, что-нибудь получится?
— Еще не знаю. Но нам следует заключить что-то вроде соглашения.
— Какого рода?
— Джуниор Аллен нашел то, что прятал ваш отец. Если я узнаю, что это такое или чем это было и где он это взял, то, возможно, найдется человек, которому это принадлежит по праву.
— Краденого мне не нужно.
— Если удастся хоть что-нибудь вернуть, Кэтти, сперва я вычту свои издержки. То, что останется, поделим пополам.
Она немного подумала.
— Мне это кажется справедливым. Ведь иначе я не получу ничего.
— И никому не рассказывайте, о чем договорились. Если спросят, я просто ваш друг.
— Начинаю думать, что так оно и есть. Скажите, а если ничего не получим, как же ваши издержки?
— Это мой риск.
— Неужели я когда-нибудь перестану брать в долг? Бог ты мой, я столько должна! Даже Чуки немного.
— Хочу задать вам несколько вопросов.
— Спрашивайте прямо.
— Знаете ли вы кого-нибудь, кто служил вместе с вашим отцом?
— Нет. Видите ли, он хотел летать. Он пытался добиться допуска к полетам, но был то ли недостаточно молод, то ли недостаточно тренирован, то ли еще что-то. Его призвали в сорок втором. Когда он уехал, мне было шесть лет. Его готовили где-то в Техасе, и в конце концов он оказался… в отделе воздушных перевозок, кажется.
— ВТА? Военно-транспортная авиация?
— Вот-вот. Точно. Так он и оказался в небе. Не управлял самолетами, но все-таки летал на них. Стал командиром экипажа. Мы получали часть его жалованья, и нередко это были стодолларовые чеки, так что дела у него шли хорошо. Однажды пришло сразу три за раз. Мама откладывала что могла, ожидая его возвращения. Как оказалось, делала это не напрасно.
— Но с кем он служил, вы не знаете?
Она наморщила лоб:
— Иногда в письмах упоминались какие-то люди. Он не часто писал. Моя мать хранила эти письма. Не знаю, может, сестра выбросила их после ее смерти? Или они еще лежат где-нибудь? Да, порой в них встречались имена.
— Можем мы завтра поехать к вам домой и поискать?
— Думаю, да.
— Я хотел бы встретиться с вашей сестрой.
— Зачем?
— Любопытно, что она скажет о Джуниоре Аллене.
— Она скажет, что предупреждала меня. Он ей не очень нравился. Могу я рассказать ей, зачем к вам обратилась?
— Нет. Лучше не стоит, Кэтти. Представьте меня как друга. Я сумею навести ее на разговор о Джуниоре Аллене.
— Но что сможет она вам рассказать?
— Может быть, и ничего. А может быть, что-нибудь такое, чего вы не замечали.
— Я буду рада лишний раз повидать Дэви.
— За что Аллена посадили в тюрьму?
— Он говорил, что это чудовищное недоразумение. Пошел в армию и решил стать кадровым военным. Попал в ВМС, был рулевым, плавал на маленьких судах-аварийках, как их называют. Потом перевелся в отдел снабжения, а в пятьдесят седьмом его арестовали за продажу армейского имущества одной гражданской компании. Он признал, что продавал понемногу, но не в таких количествах, как утверждало обвинение. Однако на него навесили все недостачи, разжаловали и упекли на восемь лет в Ливенуорт. Он, правда, вышел через пять. Там он оказался в одной камере с отцом и, когда приехал к нам, говорил, что отец очень просил его нам помочь. Вот такие сказки рассказывал.