Расставание в голубом. Глаза с желтизной. Оранжевый для савана - страница 17

— Ну вот. Как вас зовут?

— Лоис.

— Лоис, все в порядке. Поплачьте. Пусть горе выйдет из вас со слезами. Расслабьтесь.

— Я не могу, — прошептала она. И вдруг снова начала рыдать. Выдернув руку, она отвернулась от меня, зарылась лицом в подушки. Рыдания сотрясали ее тело.

Я мог лишь догадываться, что пойдет ей на пользу, а что — во вред. Приходилось действовать наудачу. Я основывался на своем знании психологии одиноких людей. Обычно они жаждут излить душу. Я погладил ее совершенно отстраненно, словно успокаивая испуганного зверька. Сначала она отшатывалась и дергалась при каждом прикосновении, потом лишь вздрагивала, но вскоре и это прошло. Икнув, Лоис свернулась клубочком и затихла, погрузившись в сон.

Я отыскал ключи. Оставив Лоис в затененной комнате, закрыл дверь. Узнав расписание автобусов, я вернулся к Кэтти и отвез ее на автобусную станцию, чтобы она вовремя успела на работу. Объяснил ей ситуацию, не вдаваясь в подробности. Она не спросила, почему я должен здесь задержаться.

Доктора звали Рамирес. Он похож на шведа. Лоис осматривал довольно долго.

Наконец вышел, и мы сели пить плохой кофе моего приготовления.

— Как она?

— Как вы в это впутались, Макги?

— Заехал задать ей парочку вопросов, и она грохнулась в обморок.

Он помешал свой кофе.

— Милосердный самаритянин, да?

— Что-то вроде того.

— Нужно оповестить ее близких.

— Думаете, таковые имеются?

— Тогда нужно учредить опеку. Каково ее финансовое положение?

— Понятия не имею.

— Прекрасный дом. Прекрасная машина.

— Доктор, как она себя чувствует?

— Тут действовало несколько факторов. Недоедание. И еще такая степень алкогольного отравления, что появились слуховые галлюцинации. Но первопричина ее состояния — сильнейший эмоциональный стресс.

— Ваш прогноз?

Он смерил меня оценивающим взглядом.

— Начистоту? Клубочек нервов и кусочек гордости — вот все, что у нее осталось. Держите ее на транквилизаторах. Восстановите силы, давайте ей столько калорийной пищи, сколько сможет съесть. Много сна. И главное — никакого контакта с тем, кто довел ее до этого срыва.

— Может женщину довести до такого мужчина?

— Да, мужчина определенного типа с женщиной подобного типа. Мужчина вроде того, который жил с ней.

— Вы его знали?

— Нет. Но слышал о нем. Сначала он был с Кэтрин Керр, потом вот с этой. Резкий взлет по социальной лестнице, а?

— Следует ли говорить с ней об Аллене?

— Если она захочет. Если сможет вам довериться, такой разговор пойдет ей на пользу.

— Хотел бы я знать, что все-таки случилось?

— Что-то такое, с чем она не могла примириться, с чем она не могла жить.

— С чем она не могла жить?

— Макги, думаю, можно без особого преувеличения сказать, что вы спасли ей жизнь.

— Но вдруг она не захочет довериться мне?

— Как и любому другому. Это тоже следствие душевного расстройства. Сомневаюсь, полезно ли ей оставаться здесь.

— Когда ей можно будет выходить?

— Я забегу завтра примерно в это же время. Тогда и смогу ответить на ваш вопрос. Давайте ей эти таблетки — по одной каждые четыре часа. Вы останетесь здесь с ней?

— Да.

— Омлеты, наваристый суп — столько, сколько она способна съесть. Если вдруг появится сильное возбуждение, пусть примет одну из этих пилюль. Уговорите ее поспать. И беседуйте с ней! Завтра подумаем о сиделке. Похоже, с ней скверно обращались, может, даже били, но у нее крепкий организм.

— Если я останусь здесь, кто-нибудь поднимет шум?

— Вы оба взрослые люди. И вы, Макги, не похожи на идиота-убийцу, который попробовал бы заняться с ней любовью при ее нынешнем состоянии. Я верю вам на слово. Это ускоряет дело. И уж если кому-либо не понравится ваше временное пребывание здесь в качестве санитара, скажите, что это прописал я.

— Я буду слишком занят по хозяйству, чтобы вести лишние разговоры.

— Она совершенно опустошена и разбита. Думаю, теперь проспит долго. Но лучше, чтоб кто-то был здесь, когда она проснется.

Пока Лоис спала, я собрал грязную одежду и постельное белье, отвез в город и сдал в прачечную. Накупил разной снеди. Когда вернулся, она лежала почти в той же позе, в которой я ее оставил, и тихо посапывала. До сумерек я прибирался в доме, время от времени заглядывая к ней.