Рассвет и закат - страница 58
– После – смирился начальник. – Ну, так что ты придумала?
Ирина улыбнулась. Весело и хищно. И принялась излагать свой план. Может, и не идеальный, но имеющий право на воплощение в реальности.
Глава 9
– Добрый день, – Ирина что есть сил изображала смущение. Получалось плохо, ну так и критики не бог весть какие – Савелий Батькович, собственной персоной.
– Виделись уже, – буркнул мужчина.
– Виделись. Просто тут тело девушки нашли, вот, может быть, это ваша Алина?
Мужчина напрягся так, что, казалось, сейчас кинется. Но – нет.
Не полный же он дурак. Смирился, выдохнул.
– А от меня что надо?
– Может, съездите, попробуете опознать?
– Вот еще… может, это и не она?
Ирина примерно и ожидала такой реакции. И развела руками.
– Ну, тут уж… ваша падчерица – блондинка?
– Брюнетка, – с видимым облегчением отозвался мужчина, на глазах становясь дружелюбнее. – Да вы проходите, чего в дверях-то стоять?
Ирина тоже улыбнулась. Хотя куда с большим удовольствием прокляла бы скота так, чтобы до смерти на четырех костях ползал. И то – только до коробки с памперсами.
– Спасибо. Сами понимаете, работа у нас такая, не побегаешь…
– Собачья работа.
– Церберская, – подсказала Ирина. Но поняла, что в греческой мифологии оппонент не силен и махнула рукой. – Сторожим закон и порядок, чтобы не сперли.
Савелий окончательно расслабился.
– Нет. Алинка темненькая была.
Угу. Была.
Ирина не стала ловить негодяя на слове. Вместо этого она еще раз улыбнулась.
– А может, у вас что-то вроде фотографии есть? Чтобы не бегать каждый раз, мало ли что? Мало ли кто? Время сейчас такое, неопознанные трупы не редкость…
Савелий кивнул.
– Есть несколько снимков.
– Поделитесь? Я к нам в компьютер загоню… нет-нет, не надо подавать заявление или что-то писать, – махнула рукой девушка, видя, что собеседник опять напрягается. – Даже к нам приходить не надо. Просто если она где-то всплывет, будем знать, к кому обращаться. Мало ли что? Мало ли где? Может, она в другом городе объявится или еще как в картотеку попадет?
Савелий закивал.
– Все может быть. Сейчас, альбом принесу.
Ирина осталась одна в гостиной. Она знала, что в доме есть еще люди. Здесь же Дина, здесь остальные дети, но к ней никто не вышел. Сидят, как мыши.
Да что ж это такое?
Где грань между послушанием – и жертвой?
Нет ответа.
Савелий быстро вернулся, протягивая Ирине фотографию. Девушка вгляделась.
Да, Алина была хороша собой. Черт побери!
В видении Алина была вся измученная от страха и боли, с искаженным лицом, потом мертвая – там не поймешь. В таких обстоятельствах красивой не будешь.
А вот на фотографии Ирине дерзко улыбался этакий озорной чертенок. Большие темные глаза, темные волосы, вздернутый носик… хороша!
И такую красоту эта мразь сломала об колено?
И убила… это ведь убийство, как ни крути.
Внешне Ирина оставалась – само дружелюбие. И мило улыбалась, представляя, как перегрызает подонку горло.
– Савелий…
– Венедиктович.
– Савелий Венедиктович, а может, есть какие-то вещи с Алиниными отпечатками пальцев? Я понимаю, что она давно сбежала, но вдруг? Какие-то побрякушки, безделушки…
Савелий пожал плечами.
– Не знаю, могу посмотреть…
– Тогда, если вас не затруднит, положите, пожалуйста, сразу в пакет, – Ирина извлекла подходящий из сумки. – Чтобы вы руками не дотрагивались, ваши-то пальчики нам ни к чему… хи-хи… вы – сразу видно, мужчина серьезный, основательный, законопослушный…
Савелий окончательно расслабился.
Оно и понятно, классики, начиная с доброй памяти Конан Дойла, формировали у обывателя образ туповатого мента, этакого "инспектора Лестрейда" и умного частного сыщика. А в последние лет двадцать-тридцать по милиции и полиции только ленивый не потоптался.
Да и не считалась работа участкового такой уж престижной.
А зря.
Она ничуть не легче любой другой, а сколько сил и времени требует – сказать страшно. Но сейчас все это работало на Ирину.
Как же? В главк не взяли, значит, глуповата, да еще баба, да еще молодая, после института, сразу видно – зелень неостриженная…
БАБА, одним словом.
Ну, так кому слово, а кому и комплимент, так-то. Ибо русская баба круче любого из людей Х. они бы в таком ритме жизни давно загнулись, а мы – мы ничего, еще и капитализм строим.