Рассвет после ночи - страница 7

Никос Ставридис стал известен в стране своими песнями и своей борьбой. Многие, особенно молодые греки, приходили за советами, за поддержкой к популярному певцу и коммунисту. Сам же Никос по-прежнему шел к товарищу Седому, к своему боевому капитану: знал, что тот всегда поможет, поддержит, посоветует. Вот и сегодня после телефонных разговоров Никос пошел к товарищу Седому в центр Афин — туда, где выпускалась коммунистическая газета и где собирались вышедшие в последние годы из заключений деятели партии. Ему и хотел рассказать о трудностях с визой для поездки в Советский Союз, сообщить о статье в московской газете.

Товарищ Седой что-то сосредоточенно писал, когда Никос вошел в комнату.

— Посмотри на это, — неожиданно предложил Седой, указывая на угол комнаты.

Только сейчас Никос заметил в полутьме свой портрет, сделанный художником — товарищем по Макронисосу.

— Две краски нашел для тебя художник, — сказал товарищ Седой. — Два цвета: красный и черный. Отсвет огненного зарева на лице и подступающие со всех сторон тени… У таких, как ты, много друзей, но и врагов тоже немало. А это значит, что борьба не прекращается, что черные силы замышляют новые преступления против исстрадавшегося народа. За ответом чиновника стоят враги, наши извечные враги вроде этого Ясона Пацакиса. Расчет их прост: измученный ожиданием и волокитой Никос Ставридис сам откажется от приглашения. Зачем ехать в Советский Союз такому греку, как ты, который никогда не был среди друзей Пацакиса, и дорогу, указанную Лениным, считает единственно правильной, своей собственной дорогой? Ну а твоя статья — это выражение преданности всех честных греков делу Ленина.

Когда товарищ Седой говорил, он был похож на старого школьного учителя — таких Никос встречал в сельских школах. Но он превосходил их своим жизненным опытом, коммунистической убежденностью, обширными знаниями. Товарищ Седой говорил медленно, четко выговаривая каждое слово, стараясь донести свою мысль до слушателей. Он имел полное право учить, помогать исправлять ошибки людей из своего окружения. Никос поблагодарил за разговор и собрался было уйти, чтобы дать возможность товарищу Седому продолжить свою работу, но старый друг сказал:

— Есть еще один вопрос, Никос. Возникла необходимость кому-то из авторитетных товарищей побывать в Салониках. Там готовятся отметить в мае очередную годовщину гибели Ламбракиса большим маршем в защиту демократии, против Происков королевского двора и американского ЦРУ. В нынешней ситуации дело это чрезвычайно важное. Надо помочь товарищам в Салониках разобраться в политической ситуации, организовать многолюдный марш.

Никос хотел спросить, а как быть с ожидаемой визой, но товарищ Седой опередил его:

— То, что они будут еще волынить, сомневаться не приходится. Тем более вряд ли они доставят тебе удовольствие поехать в Союз в ленинские дни. Ну а если примут положительное решение, быстро вернешься из Салоник. Не теряй времени, дружище, не то еще расхандришься, опустишь крылья, а кому нужен бескрылый орел? Ни Хтонии, ни друзьям, ни самому себе. Поезжай. Самый лучший кислород, скажу тебе, атмосфера борьбы, дорогой Никос.

У товарища Седого была привычка делать сюрпризы — любил дарить что-нибудь друзьям, находил для каждого вещь, которая будет оценена по достоинству. И сейчас он не отпустил Никоса без сюрприза.

— Прочти, а потом возьми на память, — сказал он, протягивая лист бумаги.

Никос с возрастающим интересом читал чьи-то строки: «Товарищ, знаешь ли ты, что ты дал человечеству? Знаешь ли ты, брат мой, в своей честной замасленной робе, какую мечту, какую надежду, какую веру ты подарил людям всего мира? Какую окрыленную юность вселил ты в этот дряхлый ворчливый мир? Здравствуй, товарищ! Дай мне свою руку. Твои друзья в Греции просили тебя расцеловать».

Пока Никос читал, товарищ Седой вышагивал по комнате, но, почувствовав на себе пристальный взгляд, резко остановился:

— Десять, вернее, одиннадцать лет назад, когда один наш общий друг впервые оказался на советской земле, на пограничной станции, он увидел простого железнодорожного рабочего и написал это. Не буду испытывать твое терпение. Это был Яннис Рицос. Желаю испытать это и тебе, Никос. Бывал я там, но тебе завидую, если… поедешь. Рано или поздно, но обязательно поедешь. А это возьми, может, родится музыка.