За карман — хвать! Бумажник — цел. Её рука — вот и нет, вовсе не там. Её рука отдёрнулась от табельного оружия — серебра, как все нелюди, не терпит.
— О! — успеваю сказать я, и она тянет с нестерпимой насмешкой:
— О, господин упал-намоченный! Ты б ещё гранатомёт сюда принёс, трусишка! Не надо меня ловить, я не бабочка.
— Да ты ж воровка! — выдыхаю я.
Она весело, звонко хохочет:
— Докажи, инспектор! Я — гражданка, у меня такие же права, как у людей, у нас страна свободная!
Ничего себе! Упырей брал — проблем не было.
— А кто в карман полез?
— Паспорт посмотреть! — веселится она. — Вдруг ты женат — и сердце хочешь разбить бедной девушке, угнетённому нелюдю? На меня ж ничего нет! Было бы — ты б не на свидание звал, упал-намоченный!
Ах, ты ж…
— Приветики! — хихикает она. — Пиши любовные записки, Ван Хельсинг!
И лосиные копытца об пол — цок! Гарцуя, пошла к выходу из кафе, а я остался сидеть, как последний болван. Полезный опыт: вот, значит, они какие…
За соседним столиком — что-то происходит. Оборачиваюсь.
Солидный дяденька под взглядами нахмуренной официантки и смущённой спутницы роется в карманах:
— Вот же чёрт… кошелёк… выронил, что ли… Эллочка, принеси из машины дипломат, там карточки…
И снова — ах, ты ж!
Я вскакиваю:
— Кикимора, стой!
Но только пятки белые сверкнули… И ничего я не докажу.