Равнина в Огне - страница 15

– Не нужно бороться с порабощением, опираясь на ненависть, правильнее всего бороться за свободу и призывать на помощь собственную любовь к тому, за что борешься. Только она может быть источником всепобеждающей мощи.

Он призывал образованный класс к соединению во имя развития нашей самобытной культуры. С этой целью и было создано возглавляемое им театрально-литературное мусульманское общество.

– Кто в городе особенно заметен из наших интеллигентных соплеменников? – спросил Темир-Булат.

Фельдшер Гаджи Алхасов флегматично (он явно с трудом переносил жару – лето выдалось знойное) сказал:

– Если надо, прямо сейчас накидаю список.

– Сделай милость.

В тот же день был составлен не только список интеллигентов Темир-Хан-Шуры, но и написано предварительное объявление об основании журнала «Танг Чолпан» (название было предложено Зайналом). У меня до сих пор сохранился отрывок из того объявления. Вот его содержание, которое было мной собственноручно списано с оригинала:

«Не дешево отдал Дагестан свою свободу и это все свое прошлое, пока дошел до нынешнего состояния – утери своего народного облика; с одной Россией он вел борьбу почти беспрерывно в течение более трехсот лет. В этой борьбе фигурируют как отдельные разумные правители, так и даровитые и достойные восхваления военачальники и герои. Все это требует особенно с нас ознакомления и серьезного изучения и большого интереса к себе. Индифферентное отношение к этому есть преступление, граничащее с изменой своей религии и народу. Пока же мы видим, что все это заброшено и забыто народным невежеством; правители наши этому виной или другие, им Аллах судья. Но мы, братья дагестанцы, теперь сознавая все это, примемся, удвоив энергию, за священное дело просвещения родного народа, во имя свободы справедливости, равенства, во имя того, кто каждого из нас создал человеком, а не животным. Не будем тратить золотое время и свои силы на бесплодные споры, на каком языке нам следует просвещаться. Нынешний кумыкский (джагатайский) язык, очень древний, на нем говорили и наши предки тюрко-татары во времена своего государственного могущества. На этом языке они достигли апогея процветания своей культуры, остатками которой восхищается весь культурный мир».

Как видно, здесь убедительно торжествовали здравый смысл и традиции. Совсем иные речи держала меж собой революционная молодёжь, выступавшая не столько за свободную печать, сколько за свободную любовь. Среди всех этих развязнных хулиганов, мнящих себя вершителями будущего, редким светлым исключением был всё тот же Зайнал, который жаждал соединить два поколения и два течения мысли: национализм и революционный радикализм на грани анархизма.

– Быть на высоте – одинаково трудная задача, как в политике, так и в искусстве, ибо быть на высоте означает быть на высоте всех времён. Это означает способность своей правдой преодолевать все временные промахи и неудачи, – так с точки зрения морали он выражал свои идеи.

Не по годам умственно развитый, он имел притом чистую душу ребёнка. Над его добротой и наивностью немало потешались шуринские рабочие, видевшие в нём чудаковатого юнца-желторотика. Как это было не похоже на плутовство Дахадаева, ницшеанство Габиева и нигилизм Казбекова!

В то время, когда молодёжь много и ярко говорила на митингах о революции, старшее поколение судорожно пыталось сформировать, хотя сколько бы то ни было дееспособные органы власти. Учитывая то обстоятельство, что, несмотря на свою малочисленность, интеллигенция была расколота на десяток мелких партий и групп, каждая из которых считала себя наиболее верно отвечающей духу революции, это представлялось делом нелёгким, если вообще возможным.

Кадеты за годы мировой войны сильно поправевшие, не могли больше удовлетворять областного инженера Зубаира Темир-Ханова и ещё в 1916 г. он сформировался если не в революционера, то, безусловно, в умеренного социалиста, наподобие Керенского, но более дельного. Больше всего он не любил кровопролитие и вообще, скорее всего с трудом разбирался в ситуации, сложившейся в центре и надеялся на торжество там государственнических тенденций. Как-то у Даитбекова он отчитал Коркмасова за «революционное оборончество», заявив, что страна и люди дороже революционных идей. Критикуемый с улыбкой на лице назвал Зубаира Ага-Разиевича оппортунистом и приспособленцем. Меня тогда это слово покоробило, ибо я всегда был сторонником широкой социалистической коалиции и не терпел в этом вопросе идейного сектантства. Я был самым молодым и, не рассчитывая, что мне дадут право голоса, внимательно слушал диалог Темир-Ханова и Коркмасова. Со стороны это менее всего напоминало политический спор, скорее перепалку двух старых друзей с различным жизненным опытом. Так оно и было.