Raw поrно - страница 14

стр.

Со слов Виктора весь современный кинематограф был одним большим куском дерьма. Мириться с подобным культурным упадком он не собирался, грозился: «Вот только разберусь с делами, так сразу сам займусь кино. Надо перевернуть весь этот тухляк!» Произнеся эту грозную тираду, он зубами впился в куропатку. «Хоть бы ты зуб сломал!» — мысленно пожелала ему я, однако внешне лишь улыбнулась.

Я была уже порядком утомлена тем, что любое мое предложение вызывает фонтан негативных оценок у Виктора, потому решила помолчать. Благо, что Виктор вдруг ни с того ни с чего стал рассказывать о каких-то своих бабушках и дедушках и об их потрясающих фамилиях, что были одна другой примечательней. Короче, дело кончилось моей тщательно скрываемой зевотой. Однако Виктор позывы моей скуки уловил, вероятно, внутри себя оскорбившись на мое невнимание к особенностям жизни его предков, пристально на меня посмотрел и вдруг агрессивно сказал:

— Вытри уголок рта.

— Да, — кокетливо сказала я, подавшись к Виктору вперед, — что там такое?

— Что-то белое. Откуда мне знать, может, у тебя до меня уже с кем-то было свидание.

Мне захотелось вмазать ему в рыло. Я сдержалась. Достала из сумочки зеркальце, посмотрела на себя внимательно. Под «чем-то белым» подразумевался отслоившийся кусочек кожицы заживающей вышеупомянутой ранки.

— Это не что-то, это губа треснула, — вдруг начала оправдываться я.

— Ничего себе ты ее раскатала!

Ну такой вот у него юмор, что я могла поделать. Да и я — в тот вечер не фонтан. Потому как излишне застенчивая. Ранимая — вот я и не нашла слов, чтобы достойно парировать. Но именно после этих показавшихся мне уничижительными замечаний у меня и возник замысел, который я спустя лишь пару часов и несколько минут воплотила в действительность.

Никогда ранее до этого вечера я столь страстно не желала кого-либо лишить жизни… Конечно, как всякий живущий, я убивала: впрямую или косвенно. Ну косвенно, — это понятно — с немалым удовольствием носила шубы, кожу, ела мясо, рыбу, креветки и прочее. Впрямую — неосторожными шагами давила жучков, мокриц и муравьев, тапочкой и дихлофосом истребляла тараканов, хлопала комаров, ради забавы ловила бабочек и мотыльков, мышеловками и отравленным зерном уменьшала популяцию мышей, ногтями больших пальцев давила вшей и гнид, а однажды, ради бахвальства, из мелкашки на лету подстрелила какую-то маленькую птичку. Птичка рухнула, но, когда я подошла ближе — оказалось, что она ранена. Пришлось ее добить прикладом. Таким вот скромненьким был список моих преступлений. Опытом в этой области я обладала никаким. Потому мне становится страшно, что с задуманной миссией своей я не справлюсь.

Остаток ужина завершается под мое угрюмое молчание и колкости Виктора, что раз от разу вызывают во мне все большее омерзение. Выходим на улицу, садимся в машину. Виктор, как мне кажется, удивлен моим ответом на его вопрос: «Ну куда тебя теперь отвезти?» — «Я думала, что мы сейчас поедем к тебе», — отвечаю я.

Едем почти в гробовой тишине. Молчание наше изредка прерывается обрывочным шумом, что доносится из телевизора, встроенного в авто: он то ловил волну, то нет. Мое предложение включить радио остается неудовлетворенным: он, видите ли, терпеть не может всякие там песенки.

Приехали. Двухкомнатная его квартира отмечена унылым бардаком.

М-мм… У тебя есть что-нибудь выпить? — спрашиваю я, понимая, что трезвой радом с ним я находиться более не могу.

Виктор наливает мне виски. Я делаю глоток. Становится легче. Я смотрю на то, как Виктор уверенно и нагло раздевается. Стоит голый. То ли я уже начинаю пьянеть, но без одежды он мне кажется более привлекательным. Его руки тупые и холодные. Даже хмель не может отогнать от меня мысли, что Виктор — чужой. Он с непонятным усердием мнет мою грудь. Ради проформы проводит руками по телу. Тащит меня на кровать. Я лежу ничком, вдыхаю аромат несвежего, плохо пахнущего постельного белья. Виктор суетливо заправляет мне. Его член, длинный и тонкий, неприятно упирается в шейку матки, причиняя мне боль, в то время как стенки влагалища из-за недостаточного объема его органа — пустуют. У меня возникает ощущение, что меня не ебут, а издеваются. «Все не так! Все плохо! Неправильно!» — хочется мне закричать, но от отчаяния я лишь мычу — и этот звук вполне можно спутать со звуком, издаваемым от удовольствия. К моему счастью, Виктор кончает быстро. Он кончает, извергая какую-то дурацкую брань. Я чувствую, как его сперма пачкает мою поясницу.