Райские острова - страница 21
– Кто наложил заклинание, ты, курносая замарашка?
Я показала на виновника, и силвы все разом взялись за него. Я замерла на месте, как громом пораженная, и могла только таращиться. При помощи силв-магии никому причинить вреда нельзя, но можно запутать жертву при помощи иллюзий. А уж тогда, пока человек будет отбиваться от воображаемых чудовищ, пырнуть его ножом нетрудно. Зрелище было не слишком приятным.
Не пострадавший при нападении советник подошел, чтобы поговорить со мной и с Датриком, Сунув мне в руку монету, он поблагодарил меня и сказал Датрику:
– Вот прекрасный пример того, о чем я твержу уже многие годы: нам нужны услуги тех, кто обладает Взглядом. – Не обращая внимания на недовольную мину Датрика, он добавил: – Дитя, ты теперь будешь служить Совету. Датрик, позаботься о девочке. – Он отошел, а мы с Датриком остались, глядя друг на друга с взаимным отвращением.
В том, что случилось потом, я ничего изменить не могла.
Датрик отдавал приказания, а я повиновалась.
В конце концов, он отправил меня в школу для бедных при мужском менодианском монастыре на окраине Ступицы. Заведение ничего особенного собой не представляло. Первое, чем озаботились братья, – это вымыть меня; при этом, конечно, обнаружилось, что я девочка, – Датрик не потрудился сообщить патриархам об этом обстоятельстве. Меня быстренько спровадили в такую же школу при женском менодианском монастыре. Это заведение оказалось еще более унылым; оно находилось в темном мрачном здании, и заправляли там женщины, более интересовавшиеся аккуратностью, чем счастьем своих воспитанниц. Я сразу возненавидела школу и несколько раз убегала. Каждый раз Датрику приходилось возвращать меня обратно, и наша взаимная антипатия только росла. Сестры безуспешно пытались научить меня сидеть смирно, молчать и заниматься всякими скучными вещами вроде шитья. Наконец они – и Датрик – отступились и вернули меня в школу при мужском монастыре.
Там я более или менее была довольна жизнью. Я научилась читать и немного писать; большая часть дня там отводилась занятиям спортом. Меня научили основным приемам боя на мечах, плаванию, стрельбе из лука – всем так называемым «мужским» умениям, – а также менее интересным вещам вроде сапожного дела, колки дров и мытья котлов. Это должно было обеспечить ученикам работу и средства к существованию после окончания школы, если, конечно, они не предпочли бы вступить в монашеское братство.
Всем, что я узнала о морали, о достоинстве, о доброте, о ценности знаний, я обязана менодианам-патриархам, этим славным людям не от мира сего. Они не были особенно учеными, но детей они понимали. Более того, они хорошо знали, что такое бедность, и умели помочь страдающим нищетой духа, которая так часто идет рука об руку с пустотой в карманах. Они превратили меня из ребенка, который не верил ни во что, в человека, верящего в себя. Я буду всегда благодарна им за это, хотя, в конце концов, оказалось, что их доктрин для меня недостаточно.
Иногда Датрик приходил и забирал меня для выполнения разных заданий: определить, является новорожденный силвом или нет; свидетельствовать в суде, виновен ли человек в дун-магии.
Мне следовало бы чувствовать себя счастливой. Впервые в жизни я получала достаточно еды, у меня было одеяло, чтобы согреться холодной ночью, никто не бил меня по голове, и никто не крал у меня хлеба. Впрочем, беззаботной моя жизнь не являлась. Я была полукровкой, а это означало тяготы, о которых большинство людей даже не догадывается. Менодиане были добрыми, а вот дети – нет. И всегда надо мной висела угроза того, что, как только мне исполнится двенадцать, меня вышлют на косу Гортан, потому что татуировки на мочке уха, говорящей о гражданстве, у меня не было…
«Волосатая, волосатая, полукровка лохматая, – дразнили меня мальчишки, знавшие, как мне неприятна необходимость носить длинные волосы, – с конопушкой на носу, тебя вышлют на косу».
«Ты живешь здесь только потому, что мы тебе разрешаем, – повторял мне Датрик. – Только сделай неверный шаг, и мы вышвырнем тебя на эту песчаную плешь. Полукровкам только там и место».