Раз принцесса, два принцесса - страница 28

- Спасибо, мой верный рыцарь! - донеслось до меня. - Я буду очень осторожна! Ой!

Раздался громкий всплеск, и я инстинктивно обернулся, готовый ринуться на помощь. Но всё обошлось: тут, же из воды показалась голова случайно нырнувшей с лицом, залепленным её собственными мокрыми волосами. Откинув их в сторону, Лика нашла меня взглядом и крикнула:

- Вот, поделом мне за гордую самонадеянность! А водичка-то отличная! А вы так и будете там стоять? Присоединяйтесь! И мыло прихватите, оно в моей сумочке.

- Только вы отвернитесь! - смущённо ответил я, ухватившись за верхнюю пуговицу камзола.

- Да, пожалуйста!

Отыскав мыло и раздевшись, я присоединился. Вода и, правда, бодрила: после сна на жаре - самое то. Лика попросила помочь ей вымыть голову, и мне пришлось подойти к ней вплотную. До этого я как-то держался в сторонке. И когда старательно намыливал её волосы, поневоле, а может и специально, касаясь спины и шеи, то почувствовал... Ладно, не буду об этом, ведь это, может, и дети читают.

А когда вдоволь накупались, то на берегу, почему-то уже совершенно не смущаясь, вытирали друг друга роскошными, поистине королевскими полотенцами. После же, так и не одевшись, повалились на них в тенёчке. И Лика сказала, машинально поглаживая висящий на груди золотой медальон:

- Бушуй, вы настоящий рыцарь и дворянин! Вы спасли меня из плена, и я хочу...

- Но... - начал, было, я свои оправдания.

Однако девушка закрыла мне рот ладонью:

- Ничего не хочу слышать! Я должна...

- Вы ничего не должны, Лика, - сумел пробормотать я из-под её ладони.

- Нет, я должна... Должна отблагодарить вас, как женщина может отблагодарить мужчину. Кроме того, вы мне нравитесь, Бушуй. Может быть, я в вас даже влюблена. И если я вам не противна...

Вместо ответа, я потянулся к ней, свежей и трепещущей от неумело скрываемого волнения. Слова стали излишни.

Я нисколько не комплексовал по поводу того, что я у Лики "не первый". Всё же взрослый, разумный человек, в таких делах понимаю. Кроме того, этим самым "первым" чаще всего оказывается или неумелый сопливый сверстник или опытный и расчётливый соблазнитель. И идут на этот шаг девушки, чаще всего, не от большой любви, а из любопытства и желания доказать самим себе, что они уже взрослые. А в оправдание уговаривают себя, что это и есть любовь. Ибо: "Как же без любви?"

Но обычно всё куда-то быстро улетучивается, помидоры радикально вянут, и остаётся только лёгкая грусть, а порой и сердечная рана на всю жизнь. Бывшие страстные любовники с облегчением разбегаются, а если успели заключить брак, то расходятся, пытаясь поделить неделящихся на двоих детей. Сохраняя при этом дружбу или становясь неумолимыми врагами на всю жизнь. Некоторым, впрочем, везёт и по первому разу, и я таким отчаянно завидую. Но чаще настоящее чувство приходит вместе с взрослением. Или уже не приходит вовсе.

Мы вернулись в лагерь и, как ни в чём не бывало, занялись своими делами. Кажется, нашей отлучки никто, кроме часового не заметил. Я сделал ему знак, что "всё в порядке". Да, и ещё Толик заметил. Он подошёл ко мне, потянул носом и спросил иронически:

"Оседлал, что ли лошадку-то?"

"А не твоё дело!" - нагрубил в ответ я.

Вынюхал... собака! Как тогда в гостинице. Ещё и подкалывал меня на пару с котом!

"Конечно, не моё", - ответил Толик, как мне показалось, горестно - "ты-то, хоть с девушкой, да ещё королевской крови, жене изменяешь, а нам с Васей, что прикажешь делать? Это же зоофилия какая-то получится!"

"Нет у меня жены, умерла она".

"Ну, извини, не знал!"

"Извиняю..."

"Ладно, забыли, хорошо?"

"Хорошо..."

Поговорив, таким образом, мы разошлись: собак вернулся к часовому, а я снова прилёг на свой плащ. Сначала хотелось просто полежать и подумать "за жизнь", но меня опять сморило, и я заснул. И увидел сон:

Моё изуродованное тело, перебинтованное, даже лица не видно, руки-ноги в гипсе. Я лежу в палате реанимации, поскольку от нескольких прилепленных ко мне датчиков идут провода к попискивающим приборам. В руке торчит иголка "системы". Тут же её стойка с бутылочкой наверху. Рядом, за стеклянной стенкой некто с бейджиком на груди - врач. Около него сын и заплаканная дочка с мужем. Внучка сидит на скамеечке в коридоре, тоже ревёт. Мужики крепятся. Все в белых халатах.