Разделенные - страница 28

– Покажите мне! Ahora! Maintenant! Ima!

– Достаточно! – прерывает его Роберта. Она говорит спокойно, но в то же время непреклонно. – Не сегодня. Ты не готов!

– Нет! – возражает он, касаясь руками лица, на этот раз с большей силой. Прикосновение вызывает боль. – Это Доже в железной маске, а не Нарцисс в пруду! Возможность видеть облегчит ношу, а не сломает спину верблюду!

Охранники готовы наброситься на него и связать и только ждут приказа Роберты. Они снова привяжут его к кровати, чтобы он не навредил себе. Но приказа нет. Роберта колеблется. Размышляет.

– Иди за мной, – наконец произносит она.

Развернувшись, женщина медленно направляется к выходу из комнаты. Кам и охранники следуют за ней.

Процессия покидает крыло здания, переоборудованное под клинику, и попадает в какое-то новое помещение. Полы здесь из теплого дерева; они не застелены холодным линолеумом, как в его «палате». Во всех комнатах, где ему довелось побывать раньше, стены были сплошь белые и пустые, а здесь на них висят картины в рамах. Оставив охранников у двери, Роберта ведет Кама в гостиную. Там сидят люди: Кенни и кое-кто из терапевтического персонала. Есть и другие, которых Кам не знает: видимо, специалисты, работающие за пределами его мирка. Увидев его, они поднимаются с кожаных диванов и кресел и переглядываются в тревоге.

– Все в порядке, – говорит им Роберта. – Оставьте нас ненадолго.

Оставив свои занятия, люди торопливо покидают гостиную. Каму хочется спросить Роберту, кто они, но он уже знает. Эти люди подобны ждущим у дверей охранникам, и тем, кто дежурит внизу, на скалах, и человеку, убирающему его комнату, и женщине, смазывающей лосьоном его шрамы. Все они – обслуживающий персонал.

Роберта подводит его к высокому, от пола до потолка, зеркалу, прикрепленному к стене. В нем Кам видит себя с ног до головы. Сняв больничный халат, он остается в одних трусах и окидывает себя взглядом. Тело его прекрасно: идеальные пропорции, развитая мускулатура. На мгновение ему кажется, что он все-таки Нарцисс, погруженный в самолюбование, но, подойдя ближе, Кам различает шрамы. Он знал об их существовании, но увидеть их все сразу – это было слишком. Увиденное потрясло его: куда ни глянь, всюду огромные, уродливые рубцы. И в особенности – на лице.

Это лицо из кошмарного сна.

Разноцветные куски кожи, бесформенные, как куски газеты на маске из папье-маше. Не только лицо, но и кожа под легким пушком волос, чуть отросших с тех пор, как он очнулся, напоминает лоскутное одеяло, собранное из клочков кожи разного цвета и текстуры. Смотреть на это без слез невозможно.

– Почему? – спрашивает он, слишком потрясенный, чтобы подбирать какие-то другие слова.

Отвернувшись, юноша утыкается носом в собственное плечо, словно ищет в нем защиты от этого невыносимого ужаса.

Роберта нежно и осторожно касается его руки.

– Не отворачивайся, – говорит она, – имей силы смотреть на то, что вижу я.

Заставив себя повернуться к зеркалу, Кам снова видит на лице одни лишь шрамы.

– Чудовище! – восклицает он. Слово настолько точно описывает его чувства, что на этот раз даже не приходится напрягаться, чтобы отыскать его в глубинах памяти. – Франкенштейн!

– Нет! – резко обрывает его Роберта. – Никогда так не говори! То чудовище было сделано из мертвой плоти, а ты соткан из живой! Существование Франкенштейна нарушало законы природы, а ты, Кам, – новое чудо света!

Теперь она вместе с ним смотрит на отражение в зеркале, указывая рукой на разные части тела.

– Твои ноги принадлежали чемпиону по бегу, – объясняет она, – а сердце – мальчику, который наверняка стал бы призером Олимпиады по плаванию, если бы его не отправили на разборку. Руки и плечи раньше служили парню, который играл в бейсбол лучше, чем кто-либо из ребят, когда-либо попадавших в заготовительный лагерь. А пальцы? Они владели гитарой – редкий и великий талант!

Встретившись с ним взглядом в зеркале, женщина улыбается.

– А глаза принадлежали мальчику, который мог растопить женское сердце одним только взглядом.

В ее голосе слышится определенная гордость – гордость за него, Кама. Вот только он пока не в состоянии разделить ее чувства.