Разгаданный секрет - страница 9

- Микроны-то у нас в программу впряжены, - заметил без тени преувеличения Виктор Иванович.

И действительно, не следует забывать, что все эти операции чрезвычайной тонкости ведут здесь не ради одного изучения или опыта, а в условиях производства - с массовым выпуском измерительных плиток, по жесткому плану, с ежедневным графиком. Здесь уже требуется ловить десятые и сотые доли микрона наверняка. Осторожно приходится обращать плитку в меру длины. Ступенька за ступенькой подходить к ее окончательному виду - к ее точной геометрии, к высшей чистоте поверхности.

Сначала ее проглаживают наиболее крупными кристалликами-резцами - размером в несколько микронов,- заставляя плитку ходить под ними помногу раз. Но это считается здесь топорной работой, и операция так и называется: «грубая доводка», хотя вся «грубость» заключается в том, что с плитки за сотню проходов сметаются всего лишь считанные микроны.

Затем плитка переходит на соседний станок, где ее поглаживают резцами помельче и смазки берут поменьше. Плитка совершает уже не сотню, а только три - четыре десятка проходов между притирами. И вот еще несколько микронов слетело с ее поверхности.

Шаг за шагом, со станка на станок процесс доводки становится все тоньше, все деликатнее. Наконец резцы на притирах берутся столь мелкими, что каждый из них едва ли превышает один микрон. Да и то нм разрешается пройтись по плитке всего лишь несколько раз. Ведь на этой стадии приходится учитывать каждую десятую микрона, снимаемую с поверхности плиток.

И все же это не конец. Все это считается здесь только предварительной доводкой. Плиткам предстоит пройти еще самую последнюю ступень, наиболее ответственную и решающую, - ступень окончательной доводки.

Я стою возле станка, где завершается вся цепь процесса, и ожидаю того, что должно окончательно превратить стальную пластинку в плоско-параллельную концевую меру длины. Невысокая женщина в чистом халате и белой косынке - доводчица Прасковья Евтеевна Петрыкина, - видимо, нисколько не разделяя моего нетерпения, спокойно и деловито подготавливает этот последний аккорд микронной симфонии.

Она проводит каким-то брусочком по поверхности притира. Хотя в притире утоплены самые что ни на есть мельчайшие из всех разбавленных кристалликов-резцов, но для этой, последней операции даже они чересчур угловаты и остры. Вот Прасковья Евтеевна и притупляет их брусочком твердого минерала. А затем тщательно, каким-то особенно плавным, круговым движением, которое мне приходилось наблюдать только у опытных стекольщиков и полировщиков дерева, она протирает всю поверхность притира туго свернутой марлей. Никакой смазки тут больше не полагается. Поглаживание плиток пойдет почти всухую, и только ничтожные молекулы графита, содержащегося в самом чугуне притира, будут оказывать то смазывающее действие, которое здесь допустимо.

Поверхность притира блестит, как зеркало. В этом-то зеркале и заключается тот совершенный «гладкий резец», который чуть тронет сейчас плиточки на прощанье в таком нежном, мимолетном прикосновении, что эта операция получила свое неофициальное название «воздушный поцелуй».

Тщательно протирая каждую плиточку полотенцем, Прасковья Евтеевна закладывает их в обойму станка. Всего шестнадцать штук. Если раньше, на грубой и предварительной доводке, можно было закладывать в станок сразу штук до семидесяти, то теперь, напоследок, больше шестнадцати нельзя. Теперь за каждой плиточкой особая, чрезвычайная слежка. Теперь и ходы плиток между притирами туда и обратно совершаются совсем осторожно, медленно. И количество ходов - раз - два, и обчелся. Мягче, мягче, деликатнее - об этом главная забота.

Едва слышно шелестит станок в работе, мягко пощелкивая при переменах движения. Прибирая свой рабочий столик, Прасковья Евтеевна поглядывает на станок. Смотреть, собственно, нечего: в нем все закрыто, и плитки ходят там, внутри, между притирами. Но по тому, как Прасковья Евтеевна слегка наклонила голову, я догадываюсь, что она не столько смотрит, сколько слушает. Она считает про себя ходы и в то же время как бы прислушивается к тому, что там, в станке, происходит.