Разгневанная река - страница 8
— Вот здесь!
Он подошел к совсем небольшому, заросшему травой холмику. Земля так осела, что могилку можно было различить только со стороны гуайявы.
— Его положили головой сюда. Вы побудьте здесь, а я схожу за лопатой. Надо подправить могилу, а заодно и плиту установить.
Хьеу ушел в соседнее село. Солнце клонилось к западу, освещая кладбище косыми лучами. Заслонившись ноном, Куен зажгла благовонные палочки. Дым, подхваченный легким ветерком, медленно поплыл, стелясь над травой.
— Брат мой, брат!..
Куен, рыдая, припала к холмику. Опираясь на палку, старая Май опустилась рядом с дочерью, не в силах оторвать взгляда от могилы сына. Так вот где ты лежишь, Кхак, сыночек мой родной! Сегодня мы с Куен пришли навестить тебя… А я-то мечтала увидеть тебя живым, прежде чем закроются мои глаза! Думала ли, что вместо тебя увижу этот холмик? Почему не я умерла вместо тебя!.. Губы старой Май кривились, но она не издала ни звука, продолжая молча смотреть на могильный холм.
Возвратился Хьеу с каким-то мужчиной. Они тут же принялись за дело, подсыпали земли, окопали и выровняли холмик. Куен сидела в стороне, всхлипывая, вытирая платком слезы. Когда земляной холм вырос и приобрел форму могилы, Хьеу старательно укрепил у основания каменную плиту с надписью.
— Теперь не затеряется. И Кхаку сегодня приятно: с родными повидался.
Жара спала. Закатное солнце окрасило траву багрянцем. Май поднялась с травы, сложила на груди ладони и низко, чуть ли не земным поклоном, поклонилась Хьеу.
— До конца жизни не забудем мы вашего добра!..
Старик кинулся поднимать ее.
— Что вы, что вы, тетушка! Зачем вы так… Сейчас я тоже попрощаюсь с покойным, да и в обратный путь…
Хьеу встал у могилы, низко склонил голову и, сложив перед грудью ладони, забормотал молитву.
Когда они вышли на шоссе, солнце уже зашло, кладбище стало погружаться в сумеречную мглу.
— В будущем году, — посоветовал Хьеу, — приедете навестить Кхака, посади́те куст хризантем.
Обратный путь оказался еще труднее. На вокзал добрались часам к восьми. Поездов уже не было, все ночлежки забиты — пришлось провести ночь на привокзальной улице под фонарем, среди шумной толпы, ожидавшей утреннего поезда. Ни Куен, ни тетушка Май всю ночь не сомкнули глаз. Выехали с первым, пятичасовым поездом, и, хотя им удалось занять сидячие места, все трое чувствовали себя совершенно разбитыми. Старик Хьеу простился с ними на станции Никуинь, так как решил навестить младшего сына. Когда поезд остановился наконец у знакомого моста, Куен помогла матери выйти из вагона. Они с трудом дотащились до лачуги Ты Гатя, и тетушка Май пролежала там не вставая до самого вечера. К счастью, в конце дня к Ты Гатю заглянул Кой. Он-то и довел, почти донес на себе тетушку Май до дому.
С того дня старушка стала сохнуть прямо на глазах. Она по-прежнему ела дважды в день, по-прежнему следила за внучкой, а вечером принимала участие в беседах с сестрой и дочерью, но мыслями она была где-то далеко. Разговаривая с матерью, Куен нередко замечала, что та почти не слушает ее. Случалось, посреди обеда она тихонько откладывала палочки и надолго застывала, погруженная в свои думы. «Мама-то совсем сдала!..» — качала головой тетушка Бэй. Куен изо всех сил старалась отвлечь мать от тягостных дум, пробудить интерес к жизни — то заводила разговор о жене Кхака, то принималась строить планы, как отыскать ее, размышляя вслух о том, где и когда они могли пожениться. Не осталось ли у Кхака ребенка? Во время таких разговоров в глазах старой Май вроде бы загорались искорки жизни. Она старалась припомнить кого-нибудь из друзей сына, у кого можно было бы разузнать об этом. Но скоро и этот разговор перестал вызывать у нее интерес. На речи дочери она только безучастно кивала головой. Когда же все уходили из дома, старушка кое-как добиралась до комнаты Кхака и долго оставалась там, перебирая вещи сына, или просто тихо сидела, одинокая, безмолвная.
И вот настал день, когда старая Май не смогла подняться с постели. Вечером, готовя матери отвар из трав, Куен решила обсудить с тетей Бэй, что им делать.