Разгром Хазарии и другие войны Святослава Храброго - страница 25

Высокого уровня достигли ремесла: кузнечное, оружейное, ткацкое, гончарное, ювелирное. Многие украшения, обнаруженные в славянских кладах и погребениях, представляют собой настоящие шедевры искусства. Например, браслеты с изображениями сказочных птиц, кентавров, гусляров, плясуний. Или колты, гривны, цепочки и броши тончайшей работы. Браслеты славянки надевали не только на запястья, а и на щиколотки. А вот серьги не носили. Серьга в ухе была украшением мужчины-воина. А женщины и девушки предпочитали такие изделия, для которых уши прокалывать не требовалось. Чаще всего – височные кольца, вплетавшиеся в прическу. Или колты – фигурные подвески, крепившиеся к ленте, обвязывавшей волосы, или к головному убору. Иногда их делали полыми и вовнутрь наливали по капельке благовоний.

Умели славяне и веселиться. На одном из браслетов сохранилось изображение нарядных женщин, весело пляшущих под музыку. Существовала своя эпическая поэзия. Исследования однозначно доказали, что многие былины восходят к дохристианским временам. Кстати, русский эпос был известен и на Западе. В германской «Саге о Тидрике Бернском», записанной в X в., и поэме «Ортнит», созданной в начале XIII в., среди героев упоминается Илья Муромец – там его зовут Илиас, Илиас фон Руссен, и он выступает могучим и благородным рыцарем. Следы древней поэтической традиции явно видны в языке, которым написана «Велесова Книга», в дошедшем до нас «Бояновом гимне», «Слове о полку Игореве», в некоторых народных песнях, знахарских заговорах.

Была и дохристианская письменность. Дитмар Мерзебургский, Адам Бременский, Саксон Грамматик, Гельмгольд сообщают о надписях в прибалтийских славянских храмах. А в воспоминаниях Ибн-Фадлана язычники-русы подписывают на надгробии имя покойного и имя «своего царя». Какой была эта письменность? В алфавите, которым написана «Велесова Книга», некоторые буквы – греческие, а другие повторяют германские руны или сходны с ними. И если вспомнить указание Черноризца Храбра об изначальной славянской письменности из «черт и резов», то ясно, что имелись в виду руны. Они не случайно состоят из прямых линий, без закруглений – чтобы их было удобно чертить на камне или вырезать на дереве.

Вероятно, сперва письмо относилось к жреческим тайнам, но со временем получало все более широкое распространение. Взять хотя бы огромное количество «берестяных грамот», обнаруженных в Новгороде. Записками обменивались люди самых различных сословий по разнообразным мелким бытовым поводам. Муж просил жену передать забытую вещь, а слуга напоминал хозяину о покупке вина к празднику Велеса. Даже сапожники подписывали свои колодки. То есть грамотность была всеобщей. Правда, найденные грамоты относятся уже к X в. Но это дата не появления письменности, а основания Новгорода. Почва которого оказалась благоприятной для сохранения бересты. А тот факт, что письменность существовала не только здесь, доказан находкой двух берестяных грамот в Смоленске. И обнаруженного здесь Д. В. Авдусиным глиняного сосуда с надписью «горушна» – «горчица». Сосуда весьма скромного и грубоватого, явно принадлежавшего не княжеской или боярской семье. Разумеется, столь широкое употребление письма внедрилось не сразу, а постепенно. Но и произошло это, конечно, не с нуля, не на пустом месте. А на основе давней письменной традиции.

Впрочем, средневековых авторов в большей степени интересовало не культурное развитие, а воинская сила славян. А бойцами они были отменными. Имели прекрасное снаряжение: остроконечные стальные шлемы (причем уже были известны шлемы с забралами), брони и кольчуги, щиты. Хотя по-прежнему иногда шли в бой полураздетыми в знак презрения к опасности. Вооружение состояло из мечей, боевых топоров, копий или бердышей и луков со стрелами. Чаще сражались пешими – боевым строем был клин, так называемая «кабанья голова». Но имелась и конница. А прибалтийские славяне, ладожане и северяне умели действовать и на море.

В отечественной литературе с какой-то стати создавалось представление о некоем чрезмерном миролюбии славян. Их традиционно изображали эдакими безобидными землепашцами, противопоставляя западным и восточным «хищникам». Очевидно, авторы старались перенести собственную психологию и представления о «хорошем» и «плохом» на людей далекого прошлого. Что весьма некорректно. В VIII–IX в. высшей добродетелью у славян считалась воинская удаль, а кроткий и смирный «идеал», нарисованный писателями XIX–XX вв., выглядел бы просто патологией и не смог бы выжить в тогдашнем суровом мире. У славян уже выделились профессиональные воины-дружинники. Однако и землепашцы хорошо владели оружием. И брались за него не только для самообороны. Сходить в набег на тех или иных соседей (с которыми, как водится, имелись и «идеологические» счеты), приобрести славу и богатые трофеи – на это всегда хватало желающих. Ибн-Мискавейх писал: «Хорошо, что русы ездят только на ладьях, а если бы они умели ездить на конях, то завоевали бы весь мир». С ним был согласен и Аль-Бекри: «Славяне – народ столь могущественный и страшный, что если бы они не были разделены на множество поколений и родов, никто в мире не мог бы им противостоять».