Размах крыльев - страница 5

Я заткнула уши и спрятала голову в коленях, чтобы хоть чуть-чуть стало тише и ничего не видеть.

– Черт, черт, черт… – скулила я. – Куда же меня занесло? И когда же это кончится?

– Кто ты и что тут делаешь? – услышала я строгий голос рядом. В хаотичных всполохах и сквозь слезы, застилающие глаза, удалось рассмотреть мужской силуэт. – Зачем отрываешь меня от праздника?

– Я?.. Я не… – уже начала я оправдываться, как меня снова перебили:

– Чего тут сидишь, обнявшись с вивинтией? Вон смотри, и цветок ее почти лежит у тебя на голове… Удушьем давно не страдала?

Удушьем?! Я задрала голову и практически уткнулась взглядом во что-то темное и мохнатое.

– Одно ее прикосновение, и ты не сможешь нормально дышать две недели, – продолжал напутствовать голос, принадлежащий мужчине, которого я по-прежнему не могла рассмотреть.

Речь об удушье до такой степени меня напугала, что я забыла про боль в колене и отползла от цветка на безопасное расстояние.

– Может все же ответишь, кто ты такая?

– Я… Алина, – не придумала ничего лучше, как назвать свое имя.

– Алина-малина… – передразнил он и уже почти по-свойски огорошил: – Ладно, Алина, пойдем ка отведу тебя в более подходящее место, а то придется стать участницей оргий. А к ним ты, как я вижу, совершенно не готова.

Что-то моя голова уже отказывалась думать. Про какие оргии идет речь? Тут творится что-то непристойное?..

– Может, все-таки скажешь, как ты сюда попала? – вновь заговорил мой провожатый.

Мы передвигались в полнейшей темноте. Я постоянно спотыкалась, хоть он и придерживал меня за талию. Да еще и коленку простреливало при каждом шаге. Очень надеялась, что с чашечкой все в порядке и не придется несколько месяцев провести в гипсе. Ото всюду слышалась музыка, действующая мне на нервы, и смех. Но никаких светящихся окон или чего-либо еще, через что можно рассмотреть праздник, я не заметила. Справа от меня тянулась глухая стена, как определила на ощупь, а слева… даже не знаю что. Я и провожатого-то не видела, только ощущала, как руки мои прикасаются к чему-то из грубой шерсти, и удивлялась, что он летом так тепло одет. О том, что в разгар зимы я оказалась в лете, старалась вообще не думать, рискуя сойти с ума.

– Если бы я знала… Меня выдернул из постели какой-то верзила. Оскорбил по-всякому и притащил сюда.

– Верзила? – переспросил мой спаситель. – Вельзевул что ли? А он говорил что-то?

– Ничего, кроме ворчания, как это все ему надоело.

– Ну точно! Вельзевул – проводник. Он все время недоволен своей работой. А кто ему виноват, если сам подвязался лет сто назад?.. Постой ка! – он резко притормозил. – А для кого он тебя притащил? И зачем?

– Откуда же я знаю! – всхлипнула я, чувствуя, как слезы того и гляди польются безостановочным потоком.

– Так, спокойно, разберемся, – прикрикнул он, не знаю кто, и еще более резво потащил меня вперед, так что раненую ногу я уже практически волокла за собой и слезами захлебывалась уже от боли. – Сейчас я оставлю тебя с девочками, в нашей больничке, а сам разыщу этого нытика и все узнаю. Идет?

Я лишь еще горше зарыдала, не желая во все это верить и мечтая проснуться.

Наконец-то мы остановились. Что-то щелкнуло, и в лицо мне ударил яркий свет, от которого я надолго ослепла. Как не пыталась проморгаться, какое-то время шла наощупь. Вернее, ковыляла…

– Где ты ее нашел, такую замухрышку? – пропел мелодичный, ласкающий слух женский голос. – И что с ее ногой?

Меня передали в ласковые руки, что сразу же бережно усадили на что-то мягкое. Все это время я продолжала ничего не видеть, правда, и глаза мои были плотно зажмурены. Их я просто-напросто боялась открывать.

– Лили, иди сюда. Это по твоей части, – пропел то же голос, и я рискнула приоткрыть один глаз.

Передо мной стояла удивительно красивая девушка. Вернее, женщина. Или девушка?.. Поймала себя на том, что смотрю на нее, открыв рот. А как откровенно она одета! Блестящее платье обтягивало ее аппетитную фигуру, словно змеиная кожа. Более чем откровенное декольте больше показывало, чем скрывало. Ярко-рыжие волосы крупными локонами спадали на плечи. Чувственные губы выделялись ярко-алым пятном на безупречном, с кожей цвета топленого молока лице.