Размышления о западном марксизме - страница 44

Пессимизм Альтюссера и Сартра распространился на другую, не менее важную сферу — структуру самого социализма. Альтюссер заявил, что даже коммунизм (как социальное устройство) останется непостижимым для людей, живущих в этих условиях, вводя в заблуждение вечной иллюзией их свободы как субъектов. Сартр отрицал саму идею подлинной диктатуры пролетариата как неосуществимую и объяснял бюрократизацию социалистических режимов как неизбежный результат «нужды», устранение которой немыслимо в этом столетии.

Новые теоретические положения резко отличались смещением акцентов и понижением оптимистического настроя, что было совершенно не свойственно для раннего периода социалистического движения. Все это было косвенным, но безошибочным признаком необратимой перемены исторического климата, надвинувшейся на марксизм в западных странах. Никто из прежних мыслителей, работавших в традиции исторического материализма, не мог писать в таком тоне и создавать такие образы, как Адорно, Сартр, Альтюссер или Грамши. Взгляд Франкфуртской школы на историю наилучшим образом выразил Беньямин на языке, который был бы немыслим для Маркса и Энгельса: «Ангела истории можно описать следующим образом. Его лик обращен в прошлое, там, где мы видим цепь событий, он видит одну всеобщую катастрофу, которая нагромождает друг на друга обломки крушения и швыряет их к его ногам. Ангел хочет остаться пробудить мертвых и восстановить в целостности то, что было разрушено, но ураганный ветер из Рая раздувает крылья ангела с такой силой, что он не может их сложить. Этот шторм неумолимо несет его в будущее, к которому он обращен спиной, и руины нагромождаются до небес. Этот шторм и есть то, что мы называем прогрессом». Очень характерно он писал об анналах всей классовой борьбы: «Даже мертвые не спасутся от врага, если он победит; и этот враг продолжает побеждать»[4-36]. Тем временем Грамши, заключенный в тюрьму и побежденный, с горестным стоицизмом размышлял о предназначении революционера-социалиста того времени: «Что-то изменилось и изменилось основательно. Это абсолютно ясно. Но что же это? Раньше они все хотели быть пахарями истории и играть активные роли, причем абсолютно каждый из них хотел играть активную роль. Никто не хотел быть «навозом» истории. Но возможно ли пахать землю, не удобрив ее сначала навозом? Таким образом, получается, что и пахарь и навоз необходимы в равной степени. Абстрактно все признают это. Но на практике? На практике никто не хотел быть навозом, так как это означало бы остаться в тени и неизвестности. Сейчас что-то изменилось, находятся люди, которые «философски» приспосабливаются к роли «навоза», которые осознают, что они должны быть им... Никто не оставляет нам выбора: жить ли один день жизнью льва или сто лет жизнью овцы. Вы не живете жизнью две даже минуты, напротив, вы живете жизнью гораздо более низшего существа, чем овца, годами и знаете, что именно так вы должны жить»[4-37].

Беньямин и Грамши пали жертвами фашизма. Однако и в послевоенный период в западномарксистской мысли преобладал не менее пессимистический тон. Возможно, хорошим примером тому служит яркий эмоциональный очерк Альтюссера. С жестокой силой он описывает социальное развитие человека от рождения до детских лет, когда возникает подсознательное как испытание, «которому подвергались все взрослые: они свидетели, которые ничего не забыли, но чаще жертвы этой победы, скрывающие в самых потаенных уголках своей кричащей души раны, слабости и боль борьбы человека за свою жизнь. Некоторые, даже большинство, выходят из этой борьбы более или менее невредимыми или хотят казаться таковыми; многие из этих ветеранов носят ее отметины всю свою жизнь; многие умирают даже после борьбы, когда вдруг открываются старые раны в психотическом взрыве, в сумасшествии, в этом конечном принуждении «негативной терапевтической реакции». Есть и другие (и их гораздо больше), которые умирают «нормально», если будет угодно, «органически» загнивая. Человечество лишь заносит в списки жертв войны официальную смерть тех, кто смог. умереть вовремя, прожив достаточно долгую жизнь как человек в человеческих войнах, в которых только человеческие волки и боги рвут на части и приносят друг друга в жертву