Разрушай и подчиняй - страница 13
Я ахнула.
— Я знаю, как сильно ты всегда хотела ее. Я хотел быть единственным, кто это оплатит. Так что ты всегда будешь помнить меня. — Он вынул из заднего кармана рисунок, над которым я работала много лет. — Я знаю, как много это для тебя значит.
Я бросилась в объятия, обнимая его.
— Спасибо. Большое-большое спасибо.
Я повернулась к татуировщику, стягивая с себя футболку. Взяв рисунок, я прижала его к рукам художника, затем обвела растопыренной ладонью мой голый живот и грудь.
— Здесь. Набивай здесь.
Воспоминание закончилось.
Мои глаза жгло от первого давления слез. Татуировка охватывала весь бок, поднималась по моей грудной клетке, целиком поглощала левую грудь и дразнила окончательным наброском мою ключицу. Она исчезала под джинсами. Мои руки не были в татуировках, и я не понимала, сколько часов это заняло.
Я была без бюстгальтера. Я полагаю, моя чашка лифчика была полная С.
Даже мой сосок был татуирован.
Мое сердце забилось в нервной дроби, когда тело, которое я не помню, насмехалось надо мной с такой яркостью — подобный опыт и подсказки. Кем я была, что делала такие вещи?
Тату всколыхнуло что-то, и мое сердце болезненно кольнуло. Это что-то означало. Это означало все. Но я не могла вспомнить что.
Узор представлял собой мир внутри мира, в зазеркалье идеального зеркального пруда. Пытаясь проникнуть в суть, я оценивала мастерские линии оперения и тени. Детали были идеально прорисованы и полностью выделялись.
Но татуировка была чем-то большим. Чем-то гораздо большим.
Трепет в моей душе знал, что это было, но ничего не вырвалось дальше и не позволило мне угадать.
Для меня, совсем чужого человека, это было не более чем красивое перо с кобальтово-синими незабудками, слова переплетались с лозами и изображения были так идеально взаимосвязаны, что я не могла отличить их друг от друга.
Но то что было на правой стороне, заставило мое сердце колотиться от ужаса.
Ожоги.
Пестрая стянутая и лоснящаяся кожа украшала всю мою правую сторону, почти зеркально отображая роскошную татуировку на левой. Напротив вытатуированной красоты, было растянуто уродство.
Я ожидала каких-то воспоминаний о пожаре. Ведь шрамы указывали на ужасно травмирующие события в прошлом. Но ничего. Ни языков пламени, ни запаха дыма.
Я с трудом дышала, рассматривая с изумлением свое странное тело. Я ожидала интуитивной реакции — или, по крайней мере, отвращения и к своему изуродованному телу. Но чертово спокойствие никак не проходило, оставляя меня уравновешенной и здравомыслящей.
Я не знала, кем была, но скоро… скоро, я надеюсь история на моей коже обретет смысл.
Новый ожог вспыхнул на моей руке, ярко и болезненно. Старые ожоги и новые.
Есть ли в этом смысл, или же я цепляюсь за соломинку?
Я была монетой с двумя сторонами: шрамы и звезды. Лоскуты кожи и татуировки. Поразительная и отвратительная.
Шорох послышался, справа и слева — другие женщины перестали пялиться на мою уникальность, спешили последовать примеру и раздевались. Мое внимание к шрамам угасло, вернувшись к моей татуировке, упиваясь ею.
— Что ты чувствуешь?
Я напряглась, хватаясь за его пальцы, пока пот и жар разгорались костром между нашими сжатыми ладонями.
— Как пламя. Бесконечные крошечные клыки ада.
— Ты выдержишь? Чтобы ее закончить?
Слезы вырывались из моих глаз, когда игла впивалась в мои костлявые ребра. Боль была неописуемой. Ужасной и разрывающей но… вызывающей привыкание, сильное. Особый вид агонии, который успокаивал мою разрушенную душу.
Я хотела, чтобы боль сделала то, что не смогли другие вещи.
Впервые взглянув на мои шрамы, взявшие на себя тяжесть моих грехов, затем посмотрев на мою девственно чистую кожу, я прошептала:
— Да. Я выдержу. Потому что я перенесла гораздо большее.
Воспоминания мелькали так вспышки молнии, только, чтобы исчезнуть так же быстро.
Нет!
Кем я была? Что я пережила чтобы оправдать такое невероятное произведение искусства на теле, напоминающее о… о чем?
Я настолько была погружена в татуировку, что не заметила, женщины разделись раньше меня.
Пощечина заставила меня поднять взгляд вверх, фокусируясь на моем зеленоглазом кошмаре.