Разрушение храма - страница 16

Я заворачиваю за угол аэровокзала и вижу около ворот аэропорта трамвай. Обыкновенный, московский, желто-красный з рамвай в два вагона — мотор и прицеп.

…В Дамаске, в отеле «Омейяд», когда я, измучившись от своего нелепого бессилия изменить что-либо (а жить вместе в одной комнате было больше ну просто невозможно), сказал ей: «Ты уж перебиралась бы прямо к Нему в номер, чтобы не позорить себя. А заодно и меня» — и она очень зло ответила мне: «Ты сам себя позоришь», — я, дурак, ввязавшись в эту новую, предложенную ею «тему», спросил:

— Чем же?

— Своими дурацкими вопросами, которые ты задаешь на каждом шагу! Своим фотоаппаратом, который ты не выпускаешь из рук! Своим магнитофоном, который ты включаешь там, где делать это неприлично.

— Я приехал сюда работать, писать книгу!

— Так книги не пишут!

— Это он тебе сказал?

— Да, он!.. Еще в Софии он предупредил меня, что, если ты еще раз отделишься от всей группы и самостоятельно куда-нибудь поедешь, он вернет тебя обратно в Москву!

— И поэтому ты пустила его тогда к себе в номер?

— А что мне было делать? Два часа ночи, чужая страна…

— Это была не чужая страна, а Болгария! И я звал тебя тогда с собой…

— В твоих пьянках я никакого участия никогда не принимала и принимать не буду!

— Это были друзья, а не пьянка! Ты же прекрасно знаешь — Стоян и Тодор помогали мне работать в Болгарии в пятьдесят пятом году!

— Ты причину всегда найдешь…

— А если бы ты была со мной — это тоже называлось бы пьянкой?

— Я никогда не позволила бы себе за границей находиться в ресторане до двух часов ночи!

— Ну, ты же стопроцентная добродетель…

— В отличие от тебя!

— Где уж нам!

— Вот именно!

— Так что же он не вернул меня из Софии в Москву? Руки коротки были, а?

— Мне скажи спасибо. Он мне не хотел настроение портить.

— Хорошо ты устроилась. Муж покупает путевку, хахаль бережет настроение…

— Он мне не хахаль! Я выхожу за него замуж!

— Вот и живи у него в номере!

— Я сама знаю, где мне жить.

— Хочешь и рыбку съесть, и…

— Не хами!

— И это ты мне говоришь после того, как на глазах у всей группы ты две недели издевалась надо мной…

— Я не виновата, что встретила его за границей.

— Его счастье, что это за границей случилось…

— Все равно я бы от тебя ушла… Надоела мне твоя журналистика — полеты, перелеты, аэростаты, суетня, беготня… Я спокойно хочу пожить — без алмазов, без фейерверков, но зато и без ненужных волнений, без нервов. Пора уже.

— И что же он предлагает тебе?

— Ну что ж, желаю успеха. Смотри только не промахнись.

— Не беспокойся. Не промахнусь.

Вот такой разговор произошел в городе Дамаске, в отеле «Омейяд».

Рим. Шестнадцать тридцать по среднеевропейскому времени. Четырехмоторная «каравелла» с фирменным знаком «Эр Франс» — синий морской конек на фюзеляже — поднимается наконец со взлетной полосы аэропорта Западный Чиампино.

Этот синий конек-горбунок с хвостом моллюска и лошадиным копытом уже порядочно надоел мне. Куда ни посмотришь, чего ни возьмешь в руки — салфетку, тарелку, расписание, целлофановый чехол для авторучки, — надо всем замахнулся двуликий конек-горбунок (прямо сухопутно-морской кентавр какой-то, помесь лошади и рыбы) своим рекламным копытом.

Вообще-то говоря, у «Эр Франс» есть более симпатичный фирменный символ — голова жирафа, шея которого забинтована флагами всех стран, в столицы которых компания «Эр Франс» совершает рейсы. Но этим оригинальным знаком помечен только один, особый документ — твердый, чистый белый лист бумаги, на котором генеральный директор компании (Париж, 8, Рю Марбо, 2) персонально обращается к каждому пассажиру с просьбой сообщить свое мнение о полете по указанному адресу… Хитро придумано, не правда ли? Как-то сразу хочется совершить еще один рейс на самолете этой компании, генеральный директор которой так внимателен к каждому своему пассажиру. Реклама.

…Она снова сидит в кресле рядом со мной. Как ни в чем не бывало. Как будто ничего не случилось. Как будто вообще ничего и никогда не происходило. Как будто не выпал из моих рук полтора часа назад после ее вопроса стакан с недопитым оранжем.

Она все еще продолжает воспитывать меня, хотя мы уже почти договорились о разводе. Осталось только уточнить детали… Нет, определенно они что-то задумали, решили как-то сбить меня с толку перед самым возвращением, дезориентировать, чтобы я не начал (по их предположениям) сразу же после возвращенья мстить им за свои заграничные униженья… Это ее работа, ее ход мыслей, ее мозги в действии. И он уже подыгрывает ей, уже пляшет под ее дудку, уже насажен на ее крючок…