Разрушитель миров - страница 3

Думая про Наура, Эндри использовал местоимение «они». Они были родом из Хизира – селения, расположенного в Великих песках Айбала, – и казались Эндри одновременно и мужчиной, и женщиной. Они не носили никаких доспехов; их тела были плотно обернуты сумеречно-розовым шелком, окаймленным россыпью драгоценных камней. Их кожа имела золотистый оттенок, глаза, отливавшие бронзой, были подведены сурьмой и искристо-фиолетовой краской, а черные волосы заплетены в затейливые косички.

И, наконец, в их рядах был Сурим, проделавший самый долгий путь из всех смертных и бессмертных Соратников: верхом на своей коренастой лошади он пересек бескрайнюю Темурийскую степь. Казалось, что этот мужчина с бронзовой кожей и глубоко посаженными глазами все еще носит на своих плечах путешествие из Таримы, словно тяжелый плащ.

Что касается Дома, он вызывал ассоциацию с дубом и оленьим рогом. Под серо-зеленой мантией Древнего виднелась кожаная одежда с рельефным изображением оленя на груди – символом его поселения и правительницы, которой он служил. На его руках не было ни перчаток, ни латных рукавиц, а на пальце сияло кованое серебряное кольцо. Его домом была Айона, затерянная среди долин и горных хребтов Калидона – место, где Соратники впервые повстречались друг с другом. Она четко отпечаталась в памяти Эндри: то был окутанный туманом каменный город Древних, которым правила бессмертная дама в серых одеяниях.

Его воспоминания оборвал голос сэра Гранделя.

– А что скажешь насчет наследника древней империи – принца, в чьих жилах течет кровь Древнего Кора? – прошипел рыцарь. О его слова можно было порезаться, словно о лезвие бритвы. – Каким бы царственным он ни был, разрази его Веретено, он такой же смертный, как и любой из нас.

Эндри Трелланд вырос во дворце. Ему было хорошо известно, как звучит зависть.

Кортаэль, наследник Древнего Кора, стоял в отдалении от остальных, топча сапогами дробленые камни паломнической тропы. Он замер, вглядываясь в тенистые лесные заросли, словно волк, затаившийся в своем логове. Кортаэль тоже носил мантию цветов Айоны, а на его стальном нагруднике были отлиты оленьи рога. По его плечам рассыпались волосы – темно-красные, как пролитая в сумерках кровь. Он не был подданным ни одного из королевств смертных, но на его твердом лбу и в уголках тонких губ пролегали тонкие морщинки. Эндри предполагал, что ему должно быть около тридцати пяти лет. Так же, как и Древние, он был наследником Веретенной крови, ребенком двух миров, чьи смертные предки родились под иными звездами.

То же можно было сказать и о его мече. Веретенный клинок. Обнаженное оружие, отражавшее серое утреннее небо, было покрыто символами, которые не мог расшифровать ни один из ныне живущих. В его присутствии слышалось шипение молнии.

Сэр Грандель прищурил глаза.

– Можно ли пролить его кровь?

– Это мне тоже неизвестно, – пробормотал Эндри, с трудом отрывая взгляд от клинка.

Сэр Грандель похлопал оруженосца по плечу.

– Не исключено, что нам предстоит это выяснить, – произнес он и принялся спускаться с холма. Каждый его шаг сопровождался лязгом тяжелых доспехов.

«От всей души надеюсь, что нет», – подумал Эндри, наблюдая за тем, как его лорд подходит к остальным смертным Соратникам. Сэр Грандель остановился рядом с кузенами Норт – двумя другими рыцарями из Галланда. Эдгар и Рэймон Норты были утомлены долгим походом не меньше своего соотечественника, и на их усталых лицах читались те же эмоции.

К ним приблизился наемник с рогатым шлемом на голове и чересчур широкой улыбкой на губах. К вящей досаде рыцарей и немалому удовольствию Эндри, Бресс, по прозвищу «Укротитель быков» не упускал возможности подшутить над почтенными мужами.

– Пусть вы не пойдете в этот бой с мечом в руках, вам все же следует принести молитву богам, прежде чем он начнется, – проговорил низкий голос, вкрадчивый, как раскат грома.

Эндри обернулся и увидел, как из-за деревьев показался еще один рыцарь. Окран из Кейсы – славного королевства, раскинувшегося на юге Оллварда, – приближался к нему, склонив голову в знак приветствия. Под его левой подмышкой был зажат шлем, а под правой – копье. На его жемчужно-белом нагруднике был выгравирован кейсанский орел, застывший в немом крике, расправивший крылья и вытянувший когти, готовый убивать. Улыбка Окрана была подобна падающей звезде – она казалась ярко-белой вспышкой на фоне его черной как смоль кожи.