Разведка идет впереди - страница 13
«Вот гад, - он, видать, и на Украине тоже побывал», - подумал Чернов.
Вслед за благополучно взобравшимся толстяком-ефрейтором остальные незанятые солдаты, переговариваясь, гурьбой полезли на сеновал. По проделанному под самым потолком ходу Малютка бесшумно проскользнул к противоположному концу сеновала и сверху наблюдал, как расквартировывались немцы в облюбованном ими помещении. Вскоре он, блестя глазами, докладывал Чернову:
- Головой все к сену устроились, поодаль друг от друга. Шестеро сразу спать завалились, а остальные еще возятся. - И тоном опытного разведчика добавил: - Взять их удобно будет. Ни один не ворохнется.
После Малютки с расположением немцев на сеновале ознакомились Нурбаев, Белов и Прокудин.
Горячее ленивое августовское солнце медленно скатывалось с небосвода. Через раскрытые окна дома Чернов хорошо видел, что делается внутри.
Особенно его заинтересовала большая светлая комната в левом углу здания, где поместился генерал. В эту комнату была перенесена лучшая мебель, из нескольких столов составлен один большой, и на нем развернута громадная карта, вся покрытая красными и синими стрелами. С высоты своего наблюдательного пункта лейтенант в бинокль ясно видел, что концы этих стрел с разных сторон стремились к одной точке. Чернов не мог прочесть название города, к которому тянулись стрелы, но, припоминая расположение городов, догадался: «По Белостоку, дьяволы, ударить думают».
Вскоре после приезда генерала за домом заработала походная рация, связные на мотоциклах то прибывали, то отъезжали. Штаб начал свою работу.
Спустились сумерки. Постепенно темная августовская ночь окутала все вокруг густой мглой. Солдаты изнутри задрапировали окна дома. Наступило время разведчиков.
- Ну, друзья, пора,- приказал Чернов.- Фашистов на сеновале нужно уничтожить в первую очередь. Это сделают Нурбаев, Белов и Прокудин. От вас, друзья, зависит все остальное. С сеновала через люк спустимся в сарай. Белов и Гуляев снимают часового на веранде и ждут остальных, бесшумно уничтожая всех входящих и выходящих из штаба. Нурбаев и Прокудин, вам поручается часовой у дальнего угла дома. Затем Прокудин останется на посту, а Нурбаев идет на веранду к Белову. Я с Малюткой снимаю часового у ближнего угла и затем вместе с вами уничтожаем штаб. Белов останется часовым на веранде. Всем понятно?- Разведчики молчали.- Значит все. Действуем, ребята!
Хорошо спалось фашистам на мягком, душистом сене. Густой храп волной перекатывался по сеновалу. Порой из мрака смутно выступала то откинутая во сне рука, то жирное лицо. Бодрствовал только часовой. Он удобно устроился на опрокинутой кадушке у самого входа на сеновал. Повешенный на стену над головой часового, тускло мерцал маленький карманный фонарик.
И, казалось, ничто не нарушало тишину и покой ночи. Только все слабел и слабел солдатский заливистый храп. Иногда он переходил в приглушенное хрипенье. Но это не вносило тревоги в сонный покой сеновала. Даже тогда, когда высокая широкоплечая фигура, закутанная в плащ-палатку, пошатываясь со сна, подошла к дверям сеновала, и тогда часовой не встревожился. Он только пытался рассмотреть в полутьме, кто это поднялся и хочет выйти во двор, но солдат левой рукой протирал заспанные глаза, мешая рассмотреть лицо. Видимо, все еще продолжая наполовину спать, шатаясь и почти падая, он медленно шел к двери. Автомат часового был прислонен к стене, а сам он, мурлыкая песенку, встал и, протянув руку, снял висевший на стене фонарик, чтобы осветить сонному товарищу лестницу.
Часовой не успел сообразить, что произошло, когда он, сняв фонарик и повернувшись к подходившему солдату, вдруг увидел чужое, совершенно незнакомое лицо с черными сросшимися в одну черту бровями. Он хотел крикнуть; ему даже показалось, что он очень громко закричал и тотчас почувствовал удар и холод в левой стороне груди. На самом же деле часовой, не успев крикнуть, свалился на сено. Фонарик выпал из его рук и потух. На сеновале воцарилась полная тишина.
Часовой у веранды был очень зол. Надвинув каску и закутавшись в плащ-палатку, он ходил вдоль веранды размеренным солдатским шагом, проклиная в душе все на свете и в первую очередь своего непосредственного начальника ефрейтора Курта. Эта скотина Курт имеет своих любимчиков, и в результате ему, Карлу Габбе, всегда достаются самые собачьи часы стояния на посту. Часовой взглянул на светящийся циферблат ручных часов и сплюнул от огорчения.