Развиртуализация. Часть первая - страница 58

Неважно, как их вычислили – случайно или здесь находился кордон. Или… Неважно – их застали врасплох. Несколько бородатых рож выкатилось из–под огромного валуна. Как они смогли там спрятаться? Как бдительные самоубийцы не заметили засады?

До того, как ему врезали прикладом по морде, Кутялкин успел снять Зиг–Зауэр с предохранителя. Через несколько секунд, выплыв из тьмы, он почувствовал на горле режущую тяжесть, в своих глазах перед глазами – отстраненный инопланетный взгляд.

Над ним возвышался плотный рыжий человек. С его щек и подобородка свисали волосы. Это была не борода – скорее прилепленные к лицу кусочки пакли или жухлые побеги очень усталого дерева. В шею Гриши впивался грязный ботинок.

– Are you okay? – равнодушно спросил рыжий. Не для того, чтобы разобраться с самочувствием Кутялкина, а просто уточнить наличие в нём сознание. – Get up.

У рыжего была явно выраженная ассиметрия лица, щербатый рот, ужасный даже для валлийца английский – выговор шепелявый с присвистом. Совершенно неподходящий набор для предводителя самой захудалой шайки.

«Старый безумный лис. Не иначе интеллектом берет. Или член самый длинный», – Гриша отстраненно оценил безвыходность ситуации – все ништяки у них вытащили, сейчас разденут, запинают, забьют камнями. Кох возможно проживет чуть дольше. Сдохнет не от побоев, а от валлийских пенисов.

Море устало прошумело «всё это уже было, есть и будет» или «яестьбылобуду, яестьбылобуду» или «мнеплеватьмнеплевать.

День гнева – бомбардировки стран Большого Котла

«Хранитель Рыбы» – как раз такое волчье логово, о котором предупреждал Леший. Маленький городок, забитый беженцами, скудные запасы продовольствия, боевые отряды, делающие набеги на окрестных баранов и безумных пилигримов. И тем, и другим – вертел в жопу. Или на засолку. О каких еще гастрономических причудах умалчивает английская периодическая печать? На что мы с Кох надеялись?! Записные идиоты! Местные бригады плотно контролируют окрестные дороги, делают запасы, набивают амбары на зиму, собирают всё, что может пригодиться в неминуемом противостоянии против себе подобных в будущей войне всех против всех. За утлое суденышко здесь требуют не душу, сотню раз перезаложенную, давно заархивированную в детях, а десятка два полноценных жизней», – все эти соображения молнией блеснули в сознании Кутялкина, оставив паленый привкус безысходности.

Вокруг стояли мрачные серые лица чужаков. Пришельцев с другой планеты, из другого мира, появление которого Кох и Кутялкин не застали.

Пять человек. Осунувшиеся, угрюмые, молчаливые. Жиденькие неухоженные бородки, колючие глазки, движения расчетливые, экономные; потрепанная, потертая одежда – хаки, джинсы. Три штурмовые винтовки[78], охотничье ружье, гришин Зиг–Зауэр.

Грише и Кох обмотали руки скотчем – хороший знак? Сразу не убьют? Кох попыталась что–то спросить самого юного гунна, старательно крутившего ленту вокруг её запястий. Тот, не задумавшись–не прислушавшись, сунул кулаком ей в лицо. Опухшая губа брызнула кровью. Девичья охота общаться быстро прошла.

Едва заметной тропкой их конвоировали на вершину утеса и через вересковый кустарник провели к ближайшему лесочку. Когда они оказались под невысокими вязами, рыжий главарь шайки указал на топоры и пилу на одном из многочисленных свежих пней.

– У вас есть выбор, – тихо, словно себе проговорил Лис. – Пока вы рубите деревья, вы живете. Останавливаетесь – мы вас убиваем (You stop – we kill). Если сразу откажетесь, мы скормим вас нашим собакам. Если продержитесь хотя бы час, умрете легко.

«В этой ситуации меня здорово обнадеживает, – мысли Кутялкина продирались сквозь внезапную, но мучительную головную боль. – Что у нас есть выбор. Как с эдакой трещащей черепушкой производить лесозаготовки? Почему мне не кажутся неожиданными радикальные предложения амигос?».

– Можете просто рубить деревья, – спокойно пояснял главарь. «Однозначно, это не первая его лекция». – Можете разделывать их на поленья, – рыжий развел руками, показывая максимальную длину полена.

«Отлично – выбор у нас есть», – час назад Гриша предполагал, что понимает мир, который сгущается вокруг, но каждый новый миг доказывал, насколько незрелы его прежние опасения. Сейчас он осторожно заключил – «страшной правды вокруг гораздо больше, чем может осилить мой разум».