Развиртуализация. Часть первая - страница 64
Оказалось, что это тост. Мика хлебнул из фляги, Кутялкин и Кох – из пластиковых стаканчиков, которые захватили с собой и всё это время скромно теребили в руках.
Распад южноамериканского Союза Обороны
– Кровь все отчаянней в жилах бурлит, нервы всё тоньше, их всё сильнее наматывает на позвоночник. Многие мужики перестали церемониться. Лишние рты, какими бы искусными они ни были, в городе уже не требуются. У нас перенаселение, военное положение, отчаянное похмелье с утра, лихое веселье вечером. Извините, если вас обидели.
«Размалывающее чувство неизбежности смерти. Унижение, страх – какие пустяки», – Кутялкин изобразил неискренний извиняющийся жест, похожий на детское «пока-пока». Пока-пока было адресовано сумрачным теням, тоскливо мечущимся в тесном углу подвала.
– Но вы их тоже поймите – всех наивных долбоебов уже в первый месяц выкосило. Наверное, вы последние. Мужики и не сообразили, как вам угодить.
– Они очень старались, – подвердила Кох. – Мы с понимаем вкуриваем ваше отчаянное положение.
В подвал то и дело забегали гонцы, трещали рации, бряцало оружие, к выстроенным у стен коробкам подходили пошатывающиеся боевики, хватали консервы, раскупоривали и переливали во фляги бутылки со спиртным, обострялась тональность переговоров, которые вел по рации единственный выбритый мужчина.
– В Фишгарде появился информатор. Кто–то сообщил суонси нашу частоту. Теперь они прессуют наших аксакалов, предлагая морковь всевозможных расцветок и размеров. Всё ради того, чтобы было удобно нас шинковать. – Мика чиркнул по горлу зажатым в руке магазином М-16.
– Действуют псы гораздо увереннее, чем на прошлой неделе. Подошли с юга, встали лагерем в километре от окраин, наших дозорных демонстративно не обстреляли. Утверждают, что здесь проездом – для «оценки ситуации в прибрежных водах». Предлагают добровольно пойти к ним под крыло. Вроде как другого выхода нет – не Суонси так кто–нибудь другой смешает нас с золой.
Руки Мики с каждым новым автоматом, с каждым новым глотком рома обретали чудесную самостоятельность, продолжая жить активной созидательной жизнью.
Сам Мика не переставал инструктировать захмелевших Гришу и Кох:
– Вот доктор Эбрилл. Великий человек. Великий мизантроп, – Мика кивнул на бритого мужчину с резиновым лицом. – Его предки живут в Фишгарде со времен Короля Артура. Он в Уэльсе каждую собаку знает и не любит почти всех, от собаки до боссов совета графств[88]. С утра он добродушно переругивается с псами, яйца им нежно крутит. Но мы даже переговорщиков к ним не посылаем. Всё и так ясно – и мы, и они оцениваем ситуацию, козыри, какие у кого силы, вооружение. Даже вас мне разрешили оставить из одного единственного соображения – вдруг в Суонси есть русская община, а еще лучше кто–нибудь из русских в руководстве. Надеемся договориться, откупиться, повлиять. Они уйдут – мы останемся живы.
– Почему не удается откупиться?
– Потому что запасы Абергуайна им нужны полностью и без обременительного дополнения в виде нас с вами. Никто не собирается брать нас под защиту. Нас просто вырежут. Всех до одного. Простая средневековая конструкция, – Мика пожевал губами, словно беззвучно проговаривая последнюю фразу. В устах Галустяна, разработанных для незатейливых выражений, она подействовала на слушателей завораживающе.
Средневековая конструкция – это значит великое переселение народов, реконкиста, крестовые походы, пытки, виселица, костры, города, стертые с лица земли за одно неосторожное слово.
– Ни о чем мы не договоримся – в лучшем случае просто время выиграем. – продолжал Мика. – То, что они сейчас предлагают расплатиться за зерно покровительством, оружием, медикаментами, соляркой – это просто приемы разведки. Прощупывают, чего у нас нет. Хотят подружиться, войти в город и доказать добрососедство, – он даже улыбался как Галустян. – Пустить их в город – форменное самоубийство. Они до площади не дойдут, а уже половину города выгрызут, нашпигуют из крупнокалиберного. С радостными доброжелательными улыбками и невинным видом.
Кутялкин вспомнил отрешенные инопланетные лица валлийцев, когда те готовили Грише и Наталии мучительную смерть.