Развиртуализация. Часть первая - страница 8

Как ни странно это звучит, но если откинуть промежуточные размышления, на многие вопросы политиков, рабочих, тунеядцев, нищих, конспирологов, либералов, а также просто хороших и честных людей ответ звучал однозначно – «Клуб самоубийц».

Гриша больше не мог позволить себе проноситься мимо неизбежного поворота своей судьбы. Он знал – Андреев способен гарантировать семье будущее. Пусть не самому Грише так хотя бы жене и детям.

Золотая миля, 54 часа до начала информационной войны

Прежде чем отправиться домой, ОСА изучил еще одно дело. Андреев спокойно даже утилитарно относился к женской красоте, однако, подборка фотографий в досье в очередной раз заставила притормозить скольжение колёсика мышки.

Фотографии подтверждали давнее убеждение ОСА «и в сексе, и в дуэли, всегда и везде – главное глаза».

Зеркало души Наталии Кох – одного из самых заслуженных волонтеров Клуба, было продуктом высочайшей перегонки отборных зрительных органов, выращенных на Средиземноморье. Это зеркало разило наповал.

– Бедная девочка, – прошептал Павлов, увидев, чье дело просматривает шеф. Гена едва ли не единственный в Клубе считал, что глаза Наташи Кох не призывают, не соблазняют, не околдовывают, а умоляют. Павлов назубок знал историю её болезни.

– Ты хотел сказать пропащая, тупоголовая курва? – холодно спросил Андреев. Он не любил сантиментов. Ему не нравились Моника Белуччи, Софи Марсо и Пенелопа Круз. Тем более полвторого ночи. Чудовищные факты биографии волонтёра НК ни разу не помешали его крепкому сну.

– Вы не верите в искупление?

– Я верю в возмездие. Я нашел Григорию Кутялкину гремучего компаньона. Я нашел единственного человека, который сможет вытащить на поверхность будущего немного прошлого, – прогудел ОСА туманный вывод и закрыл окно программы.

В отсутствии Данко, 54 часа до начала информационной войны

Лень моя, таким образом, вступила в неразрешимый конфликт с жизнью.

Принц Флоризель.

Когда кто–нибудь говорил по поводу его «успехов» в карьере Гриша задумчиво добавлял «да–да, у меня еще и член маленький». Карьера Кутялкина, да и жизнь его в целом представляли скорее не очень успешные (по меркам Гриши) проекты, не подразумевающие искреннего живого участия автора и исполнителя главной роли.

Кутялкин не сказал бы, что ему категорически не нравится работа или семейная жизнь. Просто у него не получалось активно и от души соучаствовать тем людям, которые крутились вокруг него, суетливо прожигая отмерянные дни. В их круговращении он не видел особого смысла и интереса.

Гриша безусловно предпочел бы всем фронтам своей и без того не бурной деятельности диван, тихих улыбчивых, бесконечно преданных родственников за стеной собственного кабинета, книги, экраны ноутбука и телевизора. Что делать с компьютером и ТВ Гриша бы разобрался всенепременно и на долгие годы.

Судьба складывалась так, что на отдельный кабинет он мог не рассчитывать. Ни дома, ни на работе. Работы Грише выпадали не хлебные. Зато не пыльные – тяжелые деньги приходилось зарабатывать легкой бюрократической службой.

По кабинетам Кутялкин продвигался эдаким офисным фокусником – что–то скрыть, что–то добавить, приукрасить достижения, значимость исполненного. Получался вполне себе нужный сотрудник, легко маневрирующий на сложном рынке труда.

Копилка образований, риторический талант, базовые технические и гуманитарные знания, умение жонглировать фамилиями, скабрезными фактами развития многострадальной национальной экономики – все это позволяло Грише вот уже десять лет перемещаться из одной компании в другую, оставляя за кормой хорошую память работодателей.

Вместе с тем, Кутялкин оставался человеком поверхностным, сентиментальным, с плохой памятью и небогатым набором навыков. Ему удавалось камуфлировать слабые стороны и ловко выдавать себя за другого – профессионала, специалиста, умного, заботливого парня, примерного семьянина, но только не самого себя.

Даже если бы свыше поступил приказ «яви себя настоящего», Гриша не смог бы вывести на свет Божий цельную конструкцию, потому как состоял из кусков, пририсованных по ходу движения, поглотивших, переваривших его суть. Нетронутым оставался фрагмент, в котором Гриша оставался неподдельным. Это фанатичная, безусловная, безрассудная, душераздирающая любовь к сыновьям. Иногда Кутялкину казалось – он весь состоит из этой любви. Даже просто воспоминания о бубликах вышибали из него слезы нежности.