Развитие и сексуальность - страница 7

Если на ранних этапах истории приоритетность производства социальной жизни перед производством жизни биологической реализовывалась в деятельности человека как естественная цель, как цель, не просто стабилизирующая положение вида, но — дающая ему преимущества в сверхзащищённости от внешних воздействий и в сверхэкспансии, то в эпохи современные эта приоритетность начинает проявляться в самовоспроизводстве социума. Уже социум, как самодвижущаяся, саморазвивающаяся система, приобретает свойства субъекта экспансии, и в этом смысле он начинает функционально напоминать некий абстрактный вид, противостоящий в своём развитии виду человек. Потребности человека в контексте саморазвития этого новообразования отодвигаются на второй план, становятся побочными в сравнении с потребностями самого социума.

Социализация витальных потребностей человека происходит не одномоментно и неоднозначно. Некоторые из этих потребностей отмирают, другие приобретают рудиментарный характер, третьи меняют свою направленность и трансформируются в так называемые интеллектуальные и этические потребности. Эти изменения, фактически, означают прогрессирующую редукцию биологических форм регуляции в рамках вида. Биологических функций не становится меньше, но они начинают отправляться неспецифическим образом, не в процессе биологических взаимодействий, но через посредство социальных механизмов регуляции. Посреднические функции социума перерастают в регламентирующие.

Все эти трансформации относятся к любым формам биологических взаимодействий человека, за исключением одной — сексуальных отношений. Эта сфера жизнедеятельности подвергается социализации в наименьшей степени. Причиной тому особый, исключительный статус межполовых взаимодействий среди всех витальных проявлений вида.

5

Одним из основных принципов биологического типа системности является принцип конкурентности. Я уже подчёркивал, что любая особь данного вида обладает высокой автономностью и с точки зрения производства и воспроизводства жизни представляет вид полноценно и в целом, а не только себя самоё. Вступая в отношения с окружающей средой, каждая особь самоценна, опять-таки в силу того, что представляет в отношениях не только себя, но и вид. Поэтому интересы особи, её потребности есть абсолютный приоритет в её жизнедеятельности который подавляет все другие возможные приоритеты (например, сострадание к другой особи) и заставляет её противостоять любым проявлениям активности как внешним (деятельность других биологических субъектов или стихийные явления неживой природы), так и внутренним (альтернативные интенции, представляющие не видовые, а частные, фенотипические особенности, снижающие степень однозначности выборов в противоречивых и опасных ситуациях), нарушающим возможность полноценного удовлетворения особью её потребностей.

Доминирующим мотивом жизнедеятельности любого живого существа является установка на самосохранение индивида, которая, одновременно, служит и целям самосохранения вида. Процветание и экспансия вида существуют постольку, поскольку процветают и осуществляют экспансию индивиды, его составляющие.

Принцип конкурентности может быть описан как борьба каждого с каждым. Подобные отношения могут казаться нам жестокими и безжалостными, но они выглядят таковыми в контексте моральных императивов, то есть социальных закономерностей, в которых почти нет места чисто биологическим взаимодействиям. В дочеловеческой же природе конкурентность не только естественна, но и утилитарна, вне её невозможна эволюция форм жизнедеятельности, их развитие от низших форм к высшим. Поэтому "биологический альтруизм" односторонен и логически непродуктивен. Можно, в конце концов, подойти к вопросу с противоположной стороны, встать на позиции, с которых уже биологический тип взаимодействий будет представляться закономерным, единственно возможным и справедливым, и тогда уже устройство социальной жизни покажется нам жестоким и безжалостным, но с той разницей, что здесь противостоят не физиологические кондиции — масса тела, скорость и автоматизм реакций, а кондиции психические, интеллектуальные. Мир всеобщей социальной справедливости не менее утопичен, чем мир между волком и зайцем. Конечно, социальная этика не поощряет пожирание слабого сильным, но от этого слабых и проигравших не становится меньше, чем в пугающем наше воображение реликтовом лесу.