Развод по-русски - страница 7

К собственному изумлению, Вера принялась убеждать бывшего мужа, что плюсы его нынешнего положения с лихвой компенсируют минусы, и настолько в том преуспела, что он покинул квартиру, весьма приободренный. Когда он ушел, Вера громко и радостно сказала вслух: «Я дура. Круглая дура!» Последний год ее ни на минуту не покидала боль — жестокая боль разлуки с любимым человеком. И вот теперь пелена упала с глаз. Прошлое прошло. Трудно утверждать, в какой момент все изменилось, только она больше не любила. Павлик по-прежнему был дорог ей и близок, он оставался родным, но любовь бесследно исчезла. Откровенно говоря, Веру просто поражало, как она могла раньше спать с этим мужчиной. Все равно, что с младшим братом.

В результате Павлик начал регулярно навещать бывшую жену — кстати, с полного согласия нынешней. После этих визитов у него надолго улучшалось настроение и он становился более покладистым. Иногда Вере было тяжеловато выступать в роли психоаналитика, но она полагала это невысокой платой за восстановление добрых отношений. Что касается обиды из-за разрыва, обида пропала вместе с любовью. Правда, как выяснилось, не у всех. Неожиданное упорство в данном случае проявила Лиза.

Сперва Веру это даже порадовало. Ее всегда немного беспокоила детская незлобивость сестры. Лиза всех считала друзьями и всем желала добра, а любой конфликт выбрасывала из головы через полчаса. Вера же, более трезво оценивающая людей, подозревала, что даже у столь прелестного существа наверняка имеются враги, и закрывать глаза на их существование глупо. Однако в данном конкретном случае возмущению Лизы давно пора бы поутихнуть. Павлик ей не враг.

— В конце концов, — не выдержав, заметила как-то Вера после того, как Лиза, некстати оказавшаяся у сестры, в очередной раз наговорила бедному колкостей и вынудила уйти, не поведав об очередных семейных проблемах, — в конце концов, Лизка, не надо забывать, что он тебя вырастил. Целых десять лет он помогал мне о тебе заботиться, и еще неизвестно, как бы я справилась без него. Мы с тобой перед ним в долгу.

— А я не понимаю, как ты можешь выслушивать его, как ни в чем ни бывало, да еще сочувствовать! — горячо возразила Лиза. — Он тебя бросил, Вера. Взял и бросил ради богатой стервы.

— Ну, это не совсем так. И в любом случае, раз уж его простила я, другим сам бог велел, правда?

Лиза упрямо покачала головой и повторила:

— Он тебя бросил, Вера. Он тебя бросил. Его невозможно простить.

Единственное, на что ее удалось подвигнуть — не выражать своих чувств слишком уж демонстративно, однако чувства остались неизменны.

Вера вздохнула, прервав поток воспоминаний, и перенеслась мыслями в сегодняшние заботы. Все-таки Лизка неисправима! Собираешься отпраздновать свой тридцать третий день рождения тихо, по-семейному. Приготовила пару салатов, хорошие отбивные, испекла наполеон — и достаточно. Кроме сестры, ожидалась только Лена, Верина подруга и коллега (она преподавала историю в той же школе). С большой долей вероятности должен был нагрянуть (и действительно нагрянул) Павлик, но специального приглашения он не удостоился. И вдруг Лиза явилась, окруженная свитой, точно королева!

Действительно, шесть человек — разве не свита? Сперва двое внесли загадочный предмет, оказавшийся стиральной машиной. Они, правда, получили положенную мзду и моментально удалились. Далее следовал жизнерадостный тип с огромной коробкой. В коробке брякали бутылки, благоразумно переложенные пакетами дорогих нарезок. Тип, отзывавшийся на имя Женя, был шофером Величко и теперь весь вечер с завистью сверлил взглядом алкоголь, ограничиваясь соками, что не умеряло его жизнерадостности. За шофером выступал сам Величко под руку с хихикающей Лизой, а замыкали шествие Лизины подруги, Рита и Ира.

Обеих Вера знала давным-давно. Рита училась с Лизой в школе, а Ира в университете. Рита была из так называемой неблагополучной семьи, про отца не ведала вовсе, зато мать-алкоголичку по загадочной причине с детства любила неимоверно. Вторым — или даже первым — ее кумиром была Лиза. Вера всегда немного переживала из-за этой дружбы, опасаясь влияния дурной среды на сестру, однако запрещать общение не хотела. С одной стороны, жалела славную ни в чем не повинную девочку, недалекую и простодушную, а с другой, радовалась, что ее жалеет Лиза, полагая, что той не мешает иметь хотя бы некоторое представление об изнанке жизни.